— Любопытство сильнее страха? — усмехнулся Фёдор Кузьмич. — Или ты до сих пор мечтаешь написать свою статейку? Сколько же ты готов отдать ради сенсации? Жену, сына? Собственную жизнь?
Тюрин стал изредка включать фонарь. Заметил, что тоннель сужается. Мелькнули последние сталагнаты, затем начался сухой душный коридор. Стены и свод в нём были будто выровнены, отшлифованы человеческой рукой.
Вскоре профессор увидел первые рисунки. Это вновь были охристые петроглифы, только не такие древние, не такие точные. Не было времени рассматривать их. Тюрин знал, что важнее пройти тоннель до конца. Петроглифы можно было оставить на обратный путь, однако несколько изображений заинтересовали профессора. Он с сомнением осмотрел их. Прошёл пару метров в темноте. Включил фонарь и опять взглянул на петроглифы.
— Любопытно…
Это уже были не просто зарисовки из прошлого, а целые рассказы, переложенные в образах. Тут потребовалось бы изучить всю стену, чтобы понять, о чём идёт речь, но Тюрину казалось, что он улавливает значение деталей. Профессор остановился перед одним из рисунков. Долго всматривался в него. Простонав, опять засмеялся. Чувствовал, что теряет рассудок. Отчётливо видел на стене изображение своего лица. Выключал фонарь и включал вновь.
— Любопытно… Оно как бы факт. Это я. Но как? — Тюрин поправил очки, сползавшие по влажному носу. — А тут… да. Получается, что он жив? И сейчас они стоят там вместе? Они ещё не знают, чем это закончится. Я не успею, да и… Безумие. Так не бывает.
Тюрин с силой тряхнул головой. Несколько раз ударил себя ладонью по затылку и заторопился дальше. Ему хотелось остановиться. Вернуться к только что увиденным рисункам. Убедиться в том, что это было лишь краткое помутнение ума. Но профессор настойчиво шёл вперёд.
В очередной раз включив фонарь, понял, что тоннель заканчивается. Впереди виднелся тёмный проём. Всё как указывала карта. Там должен был начаться спуск. Долгий, петляющий спуск, уводящий в самые глубины горы.
У проёма по обе стороны возвышались отлитые из золота Стражи. Они, как и ожидал Тюрин, стояли к нему спиной.
— Кубулгаты, — прошептал профессор.
Это были оборотни. Точные копии фигурки, которую когда-то Тюрин увидел в руках Артёма. Медведи с головой старика. С путаными узорами на голове и лапах. Теперь профессор знал, что это не узоры, а карта, в точности повторяющая изгибы тоннеля, ведущего вниз от этого проёма.
Кубулгаты были на две головы выше и в три раза шире профессора. Размерами они превосходили даже гиганта Джамбула. Сложно было представить, как только таких громадин удалось сюда принести. Впрочем, Тюрина больше заинтересовала оборка проёма. Во всю трёхметровую глубину он был выложен плитками белого нефрита — насыщенного, с гладкой матовой поверхностью, без примесей, будто окаменевший горный туман.
— Невероятно! Вот оно, настоящее сокровище урухов.
Тюрин медленными шагами шёл под белоснежным сводом проёма. Понимал, что может остановиться. Достаточно выковырять эти пластины, и он забудет бедность. Белого нефрита и тайн, что он уже знал, было достаточно, чтобы обеспечить богатую жизнь известного историка. Оставшиеся годы Тюрин мог бы без спешки, в удовольствие писать книгу об истории Урух-Далх. Нужно было только остановиться. Но профессор не мог этого сделать. Прошёл через проём и уже после первого шага забыл об увиденном богатстве. Его интересовало лишь чёрное пятно, к которому должен был привести этот тоннель.
— Белый нефрит? — удивился Сергей Николаевич.
— Да, — кивнул егерь. — Чистый, как снег. Не ожидал?
Фёдор Кузьмич краем глаза заметил движение вдоль тёмной стены. Догадался, что там крадётся Солонго.
— Если б ты сразу сказал всю правду, — продолжал егерь, — мы бы разделили это сокровище. Да что уж там. Вынесли бы побольше. В куртку поместилось не так много. Нам бы сполна хватило на всех. Но ты меня обманул. И твоя ложь к тебе вернулась. Всё возвращается.
— Ещё не поздно, — Сергей Николаевич примирительно протянул руку.
— Что?
— Забыть то, что было. Уйти вместе. Так шансов будет больше. Один ты далеко не убежишь.
— Вот как? Мальчику не повезло с отцом, который даже перед смертью скулит как сука. Правда?
Солонго прыгнула от стены. Взмахнула подготовленной плетью. Кожаная струна рассекла воздух. Чартымай сразу потянулся к ружью. Артём бросился к егерю, но вынужден был остановиться. Фёдор Кузьмич ждал этого удара. Едва плеть звонко намоталась на его запястье, он развернулся, обеими руками ухватился за неё и дёрнул всем весом. Ожог отозвался глубоким электрическим разрядом, но егерь, прохрипев, вытерпел боль. Солонго, не ожидавшая такой реакции от старика, упала навзничь. Фёдор Кузьмич подскочил к ней. Схватил её за волосы. Поднял. Прижал к себе.
— Брось ружьё! — прокричал он. Обожжённая рука пульсировала, и егерь повторил с ещё большей злобой: — Брось!
Чартымаю опять пришлось послушаться. И теперь он был явно обеспокоен происходящим.