– Сначала мы думали, что он уехал. Я даже был рад, потому что это становилось все более рискованно. Мы с матерью наводили справки, очень осторожно, боялись ему повредить. Никто ничего не знал. Потом… Я допустил мысль, что его все-таки поймали за руку. Необязательно тот последний клиент, которому он решил впарить Крола, это мог быть любой другой. А нравы у его покупателей были звериные. Мы с матерью решили не подавать в розыск. Все еще надеялись, что он прячется и шумиха будет ему не на пользу. Мать была убеждена, что он уехал, спрятался, однажды даст о себе знать. Так и умерла в начале нулевых с этим убеждением.
Богуславский пожал плечами:
– А я не сомневался, что он мертв. Очень быстро привык к этой мысли. Мне нужно было только узнать, кто это сделал. А еще – кто его выдал. И еще – где тело. Одно время у меня была надежда за что-то ухватиться, потому что тут же после исчезновения отца Лиза с ребенком съехала со съемной квартиры. Я видел между этими событиями прямую связь. Искал ее. Она вынырнула в какой-то хипповской коммуне в Питере, на разрушенном чердаке, и выяснилось, что об отце ей ничего не известно. Лиза его попросту забыла.
Он хохотнул.
– Она и Жору постоянно где-то забывала, как зонтик. На этом чердаке он спал в коробке.
Богуславский встал с дивана, подошел к столу, налил и выпил стакан воды. Рядом с бутылкой стояли две чашки с остывшим кофе. Их оставила, вероятно, Нина.
– На этом все, – глухо сказал хозяин отеля, подходя к окну и оглядывая освещенную прожектором площадку перед воротами. – Двадцать с лишним лет никаких следов, никаких свидетелей. Если кто-то и знал правду, то молчал. Никому не хочется тоже вот так исчезнуть. Но я искал.
Он побарабанил пальцами по стеклу.
– Отец всегда выбирал клиентов с бараньим интеллектом. Как один из них мог догадаться, что ему впаривают
– Работа невероятная по уровню, – подала голос Александра. – Трудно было догадаться.
– А как вы догадались? – обернулся Богуславский.
– В одном месте красочный слой начал отслаиваться. И мне показалось, что он отслаивается нехарактерно для краски, сцепленной с грунтом.
– Не профессионал мог бы это понять? Без наводки?
– Сомневаюсь, – осторожно ответила Александра.
– Отца кто-то выдал, кто-то, знавший его кухню. Значит, тот, кому он доверял. – Богуславский смотрел на художницу, но вряд ли видел ее, таким отрешенным был его взгляд. – Но отец никому не доверял, у него не было друзей. Не было партнеров. Он любил повторять, что его дело яркого света не любит. И если о чем-то узнают двое, завтра будет знать вся Москва.
В окне начиналось меланхолическое порхание редких снежинок, первых предвестниц обещанного снегопада. Они приникали к стеклу, словно подсматривали за тем, что происходит в столовой.
– И вот, двадцать четыре года спустя, я вижу в Цюрихе эту венку. Магазин уже закрывали, я туда буквально вломился. Меня за русского бандита приняли, по-моему. – Он скривил рот. –
Максим презрительно фыркнул.
– А потом я предложил им уже по-настоящему интересную сумму, чтобы узнать имя и координаты продавца. Но они перепугались и уперлись. Я их обрабатывал вместе и по отдельности. Хозяйка магазина уверяла, что картина досталась ей по наследству вместе с магазином, а ее родственник, прежний владелец, старые учетные книги уничтожил. Так я и поверил! Эти крысы все хранят вечно!
Богуславский взглянул на часы, потом опять в окно:
– Пора ехать. Через час на дорогах станет весело. А зачем вам понадобилось смотреть на изнанку картины?
– Изнанка иногда может сообщить больше, чем лицевая поверхность.
– С людьми так же, – заметил Максим. – Что же сообщила вам изнанка?
Александра встала, сняла с каминной решетки высохшую куртку. Оделась, натянула шапку.
– Зайдите ко мне на минуту, – сказала она, останавливаясь на пороге. – Я должна вам кое-что показать.
Когда они вышли на веранду, их встретил усилившийся ветер. Снег носился в воздухе, не долетая до земли.
– Лучше бы вы остались, – проговорила Александра, направляясь к своему шале по дорожке. Максим шел следом.
– Я бы с удовольствием, – откликнулся он. – Посидели бы еще у камина, поболтали. Вы не поверите, я иногда целый день общаюсь с разными людьми, а поговорить не с кем.
«Так-так, – у Александры было мало поводов для веселья, но она невольно начала улыбаться. – Е2-Е4. Не очень оригинально, но неизменно впечатляет». Ничего не ответив, она поднялась на крыльцо, отперла дверь и жестом пригласила Богуславского следовать за ней.
– Только осторожно, не наступите, – предупредила художница, включая верхний свет.
Тот опасливо подошел к первому из загрунтованных холстов, склонился. Александра тем временем пробралась вдоль стенки к камину и подбросила дров.
– Завтра начнем наклеивать олеографии, – сообщила она. – На кухне, надеюсь, найдется скалка?