Солнце восемь минут назад

Ответом ей была улыбка «наоборот», уголками рта вниз. Пауза затягивалась, в окно смотрела черная ночь. Внезапно Александре показалось, что она находится внутри кошмара, который кто-то поставил на «паузу». Время как будто остановилось.

– Невозможно, да и трудоемко, – вымолвил наконец Богуславский. – Коды меняются слишком часто.

– Зачем? – задала она любимый вопрос Нины.

– Ну, это не от меня зависит.

Уголки рта сползли еще ниже, и Александра впервые увидела, как засмеялись глаза Богуславского. Но это был смех, исполненный превосходства. Она нахмурилась:

– Значит, есть кто-то, кто меняет коды?

– Есть что-то, – с нажимом произнес хозяин и почти вплотную подошел к Александре. Его глаза были по-прежнему высокомерно веселы, но говорил он серьезно. – Я не придумываю коды сам, я бы их постоянно забывал. Не ломайте себе голову, даю вам слово приезжать как можно чаще. И я уверен, что завтра вы спокойно сможете звонить кому угодно. Обещают еще один большой снегопад, но после, целую неделю, – ясная погода. Есть еще какие-то вопросы ко мне?

Осознав, что его упрямство не сломить, Александра пожала плечами:

– Честное слово, уехала бы хоть сейчас, но не в моих правилах бросать начатую работу. Кстати, можно еще раз посмотреть на картину?

– Разумеется. – Максим подошел к сейфу, достал ключ, набрал цифровую комбинацию. Открыл дверцу. – Вот, прошу.

Он положил картину на стол, и Александра склонилась над ней, в который раз оценивая зернистость и фактуру мазка. Внезапно она почувствовала, как кожа на затылке стянулась, что бывало в самые шоковые моменты. «Не может быть!»

Не спрашивая разрешения владельца, Александра взяла раму за края и повернула картину изнанкой к себе. Перед ней был порыжевший от времени жесткий картон с аукционной наклейкой на немецком языке.

– Вы можете дать мне что-то вроде… Ножа для разрезания бумаги? – спросила она. – Или шпателя?

– Ничего такого нет. – Максим с интересом смотрел на нее. – А зачем вам?

– Хочу снять задник.

Максим поднял бровь, но больше вопросов не задавал. В ящике стола нашлись железная линейка и выдвижной канцелярский нож. Александра положила картину ничком на стол, ножом отогнула скобы из мягкого металла, прижимавшие картон к раме. Подцепила картон линейкой в одном месте, в другом… За годы он словно прирос к дереву.

– Осторожнее, – проговорил Максим.

Александра поддела наконец картон, приподняла один угол, затем сняла весь задник. Открылась изнанка холста. Самого скверного в мире холста, в узелках и мелких опилках. В углу красовалась половина черной печати, которую некогда ставили на ткацкой фабрике, принимая у ткача работу и отмечая каждый аршин. «Колесико… М.А.Вин… Лод…»

– У вас такой вид, будто вы привидение увидели, – заметил Максим.

Она подняла голову. Щеки горели, голова слегка кружилась, как от лихорадки.

– Где вы, говорите, это купили? – спросила она.

– В Цюрихе, на аукционе. Аукционный дом Шуллера.

– И заплатили…

– Пять тысяч швейцарских франков, – Максим сощурился. – Нет, пять тысяч пятьсот, еще аукционный сбор.

– Вам кто-нибудь помогал, был какой-то посредник? – продолжала допытываться Александра, постепенно вновь начиная ощущать пол под ногами. – Кто посоветовал приобрести эту картину?

– Это была моя личная инициатива. – Он снова начал улыбаться. – А могу я спросить, в чем дело?

Александра сделала глубокий вдох. Ей казалось, что из комнаты выкачан воздух.

– Максим Юрьевич… – начала она.

– О, как официально! – Богуславский покачал головой. – Ну, если вам угодно так меня именовать… Слушаю. У вас такой вид, будто вы должны мне сообщить о чьей-то смерти.

Художница кивнула:

– Вроде того. Максим Юрьевич, это не картина. Это венка. Венка отличного качества, высокого уровня исполнения. Но… Всего лишь венка. Я уверена, вам все возместят! Вы должны обратиться к руководству аукционного дома с претензией…

– Александра…

– По законам, – не слушая его, продолжала Александра, взбудораженная своим открытием, – вы можете обратиться с претензией в течение трех лет после покупки. Три года еще не прошло?

– Послушайте меня, – снова начал Богуславский, но она перебила его:

– И отказать вам могут только в двух случаях: если описание в каталоге, выпущенном к аукциону, соответствует заключениям экспертов, действующих на день торгов. Пусть покажут эти заключения!

Богуславский уже не пытался ее перебить. Он смотрел на нее долгим и как будто сочувственным взглядом.

– Ну и второе вообще не про вас, – прерывисто вздохнула Александра. – Это если подделка была выявлена экспертизой, которая на дату проведения аукциона была технически невозможна или считалась нецелесообразной. Но это не про вас, повторяю. На таких холстах картины не писались никем и никогда. Это холсты для технических нужд. Максимально для подклейки. А вообще – для упаковки.

– Вы закончили? – спокойно спросил Богуславский.

– Да, – озадаченно ответила художница.

– Я знал, что это венка, – с улыбкой произнес хозяин отеля. – Ее сделал мой отец.

И ошеломленная Александра готова была поклясться, что Богуславский произнес эти слова с гордостью.

* * *