– Ладно, не бери в голову, – встал он, допивая последние капли вина. – Может, я прибегну как-нибудь к твоему способу и сожгу на фиг свою коллекцию. Хоть частично. Или хоть что-нибудь из нее… Не подумай, что я считаю себя самым умным. Ты не по годам рассудительный. И я уверен, что у тебя-то точно все сложится так, что сжигать во имя счастья придется не многое, дружок.
Дамочка в красном раскланивалась перед роялем под бурные аплодисменты хорошо подвыпивших гостей, а стоящие на заднем плане официанты безучастно смотрели по сторонам. Корабль медленно, но уверенно пристраивался к причалу.
– Приятно было познакомиться, – приложил пианист два пальца ко лбу, как будто отдавая честь. – Желаю удачи на молодом, безоблачном пути. Может, когда-нибудь и пересечемся еще раз. Ресторанов на этом свете, в конце концов, много. Плавающих и нет…
И с этими словами он быстро растворился в поднимающейся толпе. Я резко повернулся на стуле и схватился одной рукой за спинку. Глаза мои безуспешно бегали по чужим лицам и затылкам.
– Удачи… – все же проговорил я напоследок. – Удачи.
С корабля я сошел одним из последних, так как терпеть не мог толкучек, и сразу заметил прилежно ожидающий меня черный «Роллс-Ройс». За машиной все так же переливалась огнями Эйфелева башня и отметала любые зарождающиеся мрачные мысли. Мой праздник продолжался, и я был намерен держаться за него, пока карета еще была каретой, а тыква и не намечалась.
Сев на заднее сиденье машины, я настроился ехать хоть куда. Я ощущал себя губкой, жадно впитывающей в себя любое новое впечатление, и совершенно забыл о страхе перед наказанием, да и вообще о компании, в которой прилетел в этот город. Мне казалось, что появился я тут один, неизвестно как, и что я уже был одет в красивые вещи и был тем, кем становился сейчас, по прошествии этого дня. И поэтому я немало удивился, когда водитель остановился около обшарпанного, смутно знакомого отеля.
Молчаливый водитель заглушил мотор и сложил руки под выпуклым животом. Мне явно надо было выходить. Нехотя я открыл дверь и ступил на мокрую мостовую. Наконец ко мне начала возвращаться память. Или скорее ощущение реальности стало смещаться с одного мира на другой. Барон, горячий шоколад и шикарный магазин отплывали в темноту вместе с удаляющимся «Роллс-Ройсом», а на первый план выбирались из небытия мои одноклассники, учительницы и сыреющие джинсы в пакете. Внезапно холод залез под мои рукава, и кожа покрылась мурашками. Я поежился. До сих пор я не утруждал себя мыслями о том, как объясню не только свое долгое отсутствие, но и появление больших пакетов с дорогими вещами. Да и вообще свой преображенный вид.
Я уже начал подумывать, не сбежать ли куда подальше, но дождь становился все сильнее, да и бежать мне было некуда, так что я спрятал глаза и вошел в так называемое фойе. Свет внутри отеля был тусклым, а над хаотично расставленными потертыми креслами витал туман из сигаретного дыма. Я уже думал незаметно прокрасться в номер, а потом сделать вид, что учительницы тронулись рассудком, но тут в полумраке поднялась фигура. Я застыл и покосился на нее. Разумеется, это была одна из учительниц. Та, что помладше и повспыльчивее, так что я настроился на основательную взбучку. Лицо ее выражало одновременно изумление и ярость, грудь возмущенно вздымалась и опускалась.
Но тут произошло невероятное. Сидящая рядом вторая учительница властно взяла коллегу за локоть и потянула обратно вниз. Губы ее пробормотали что-то тихое и резкое. На меня же она даже глаз не подняла. Младшая скривила губы, но обмякла и безвольно упала в кресло, после чего обе от меня отвернулись к стенке.
Я настолько опешил, что готов был ущипнуть себя, дабы понять, не снится ли мне все это, но оставил клише и просто сильно покачал головой. Ничего не изменилось. На меня все еще не орали неистовым голосом и не кидались со страшными угрозами. Учительницы действительно делали вид, что просто меня не видят. Я решительно не понимал, как мне стоило поступать в такой ситуации. Самому напрашиваться на наказание было как-то глупо, но и взять и уйти казалось не совсем уместным.
Так я потоптался немного с ноги на ногу, а потом вспомнил, что начиная с этого дня отбрасываю устаревшие образцы поведения, и нагло ушел в номер. Спиной я чувствовал их жгучие взгляды и знал, что, как только я удалюсь, они затарахтят, словно газонокосилки, обсуждая меня, но я твердо решил, что это меня не касается.
Оказавшись наконец в комнате, я поплотнее закрыл дверь, бросил пакеты на кровать и быстро разделся. С остальных кроватей за мной из тьмы следили глаза одноклассников, сверкая, как у кошек. «Неужто и эти ничего не спросят?» – подумал я, но тут кто-то откашлялся.
– Дася, где ты был? – прошептал худощавый Вася Курочкин со второго этажа.
– Гулял, – буркнул я.
– Где?
– По Парижу.
Номер затих в напряженной задумчивости.
– А почему один? – еле слышно спросил Курочкин.
– Потому что они мне надоели, – улыбнулся я.
Даже во мраке я увидел понимающе кивающие головы.
– А как они тебя не убили?