Я распрямил плечи, растянул губы в фальшивой улыбке и обернулся к ней.
– Я не дам тебе заблудиться, – пообещал я.
К такому я оказался не готов. У нее прямо-таки отвисла челюсть, как у какой-нибудь героини дешевого сериала с закадровым смехом. Она окинула меня быстрым взглядом, потом еще одним, пробегая вверх и вниз по моим голым рукам.
А в них не было ничего примечательного. Просто бледная кожа. Вернее, на редкость бледная, вдобавок она не совсем по-человечески облегала мою выраженную нечеловеческую мускулатуру. Если даже в тени моя кожа вызывает у нее такую реакцию…
У нее вытянулось лицо. Как будто мой прежний упадок духа передался ей, обрушился на нее тяжестью всей моей сотни лет. Может, больше ничего и не понадобится. Может, она уже увидела достаточно.
– Хочешь домой?
Если ей хочется расстаться со мной, если она готова уйти прямо сейчас, я ее отпущу. Буду смотреть ей вслед, мучиться и терпеть. Пока не знаю как, но найду способ.
По какой-то невообразимой причине ее глаза вспыхнули, и она выпалила «нет!» так быстро, что оно прозвучало почти как резкость. Она поспешила догнать меня и подошла так близко, что мне достаточно было наклониться на пару дюймов, чтобы задеть рукой ее руку.
Что все это значило?
– Так в чем же дело? – спросил я. В ее глазах все еще виднелась боль, не имевшая смысла в сочетании с ее поступками. Так хочет она расстаться со мной или нет?
Ответила она приглушенно, почти полностью лишенным выразительности тоном:
– Пеший турист из меня никудышный. Так что наберись терпения.
Я не совсем поверил ей, но понял, что это ложь из благородства. Да, скорее всего ее беспокоило и отсутствие тропы, удобной для ходьбы, но оно вряд ли объясняло горестное выражение лица. Я подался к ней, улыбнулся как можно мягче, пытаясь вызвать ответную улыбку. Больно было видеть тень страданий вокруг ее губ и глаз.
– Я умею быть терпеливым, – заверил я так легко, как смог, – когда стараюсь.
Она почти улыбнулась моим словам, но только одной стороной рта.
– Я доставлю тебя домой, – пообещал я. Возможно, она считала, что ей не остается ничего другого, кроме как пройти это испытание огнем; считала, что почему-то у меня в долгу. Но она ничего не должна мне. Она могла преспокойно уйти, как только пожелает.
Ее ответ застал меня врасплох: вместо того чтобы с облегчением уцепиться за возможность, которую я предложил, она явно рассердилась на меня. И когда заговорила, ее голос был язвительным:
– Если хочешь, чтобы к вечеру я одолела пять миль, прорубаясь сквозь эти джунгли, начинай показывать дорогу прямо сейчас.
Я остолбенело вытаращился на нее, ожидая продолжения – какого-нибудь признака, что она поняла суть того, что я предложил, – но она лишь вскинула голову и вызывающе прищурилась.
Не зная, что еще делать, я подтолкнул ее вперед одной рукой, другой одновременно отводя с дороги нависшую ветку. Она поднырнула под ветку, потом сама отвела вторую, поменьше.
В лесу
В лесу многое оказалось проще, чем я ожидал. Здесь мы остались совершенно одни, без свидетелей, и все же я не чувствовал опасности. Даже когда мы несколько раз сталкивались с препятствиями – поваленным деревом поперек пути, слишком высоким камнем, чтобы запросто взобраться на него, – и я машинально протягивал руку, чтобы помочь ей, эти прикосновения давались мне немногим труднее, чем в школе. Эпитет «трудный» к ним вообще не относился: они приятно волновали, как и прежде. Осторожно помогая ей подняться, я слышал, как ее сердце начинает колотиться с удвоенной скоростью. И представлял, что мое сердце билось бы точно так же, будь оно способно на это.
Наверное, я не чувствовал или почти не чувствовал опасности потому, что знал: это не то место. Элис ни разу не видела, как я убиваю Беллу в густом лесу. Если бы еще видения Элис не врезались в мою память… Само собой, незнание вероятного будущего и неготовность к нему могли стать той самой ошибкой, которая повлечет за собой гибель Беллы. Слишком уж все выглядело неопределенным и немыслимым.
Уже не в первый раз в жизни я пожалел, что не могу затормозить работу собственного мозга. Заставить его действовать с человеческой скоростью, пусть хотя бы на день, на час, чтобы не хватало времени вновь и вновь зацикливаться на одних и тех же неразрешимых вопросах.
– Как ты предпочитаешь проводить дни рождения? – спросил я. Мне настоятельно требовалось хоть чем-нибудь отвлечься.
Ее губы скривились, изобразив нечто среднее между иронической улыбкой и хмурой гримасой.