Солнце

Это я пела вместо Дианы на том проклятом вечере. И когда-то давно отдыхала с бабушкой и дедушкой в городке неподалеку от виллы Мунлайтов. Это было счастливое время. В домашнем отеле, в котором мы остановились, я петь не могла – не разрешали из-за слышимости. И каждый вечер я уходила на пляж, в уединенное местечко, чтобы петь морю. Выходит, Дастин слышал меня. И на вилле Мунлайтов он тоже слышал меня.

Это несправедливо, но вместо слез у меня смех.

– Я бы, может, попробовал с ней дальше – знаю, что нравлюсь ей, – говорит задумчиво Дастин. – Но смысл, если есть ты?

Он целует меня в шею, и во мне тотчас просыпается только что уснувшее желание обладать этим человеком.

Я откидываю голову назад – распущенные волосы начинают щекотать обнаженную спину.

– Ты прекрасна, Франки, – шепчет Дастин и, не сдержавшись, добавляет: – Особенно когда молчишь.

Его ладони скользят по моему телу, и от поцелуя голова идет кругом. Я не знаю, откуда во мне столько нежности.

– А как ты поешь, я никогда не слышал, – вдруг говорит Дастин – его пальцы на моих щеках. – Спой мне?

– Я спою тебе завтра, – обещаю я. – Сегодня голос уже пропал. Хорошо?

Это какая-то ерунда, но он верит в нее. Он верит мне. А я только этого и добиваюсь.

– Хочу спать, – бормочу я сонно. – Давай поспим?

– Хорошо, продолжим завтра утром, – подмигивает Дастин. – Я удивлю тебя.

– Чем? – спрашиваю я, поудобнее устраиваясь на его вытянутой руке.

Он не отвечает – лишь желает мне спокойной ночи. И он не знает, что завтра я его удивлю.

Дастин засыпает на удивление быстро, и ему что-то начинает сниться – его смоляные ресницы подрагивают. Мне хочется, чтобы ему снилась я. А в моих снах всегда найдется место ему.

Я лежу и смотрю на него, дожидаясь, когда наступит более глубокая фаза сна. А потом тихонько выбираюсь из его объятий и выхожу из комнаты, чтобы собрать разбросанные вещи и найти в рюкзаке маникюрные ножницы. Я чувствую себя вором – неслышно, словно тень, брожу по дому. Хотя я и есть вор.

Я склоняюсь над Дастином, который так и не разомкнул глаз, с ножницами в руках. Мои волосы едва не падают ему на лицо, но я вовремя перехватываю их. Поддеваю черный шнурок, на котором висит кулон, и аккуратно срезаю его.

Черная пуля оказывается в моих руках, и сердце начинает стучать как сумасшедшее – играет дробь двойками. Я сжимаю свою добычу и последний раз смотрю на спящего Дастина. Улыбаюсь ему и ухожу, запомнив его таким – безмятежным и любимым.

Если бы я осталась чуть дольше, возможно, я бы уже не смогла уйти.

Прости меня. Дастин. Прости. Жаль, что ты запомнишь меня воровкой.

В гостиной я быстро одеваюсь, хватаю рюкзак и ухожу. Не просто из квартиры Дастина Лестерса, а из его жизни. Я спускаюсь на лифте вниз, быстрым шагом пересекаю холл, чувствуя, как меня провожает взглядом охрана, и наконец оказываюсь на улице. Почти бегом я бросаюсь на другую сторону, пересекаю пару кварталов и ловлю такси, отдав свою последнюю наличку. Пока еду, я открываю кулон-пулю и достаю скрученную бумажку, исписанную мелким почерком. Это – пароли Лестерса к его картам и счетам, но что-то подсказывает мне, что они давно уже нерабочие. Однако это не важно. Важно то, что у меня с собой есть несколько карт Лестерса и наличка из его бумажника. Я прошу водителя остановить машину около банкомата, вставляю в него одну за другой карты Дастина, наугад набирая пароли, и спустя три попытки карты блокируются. Наверное, сейчас ему придут сообщения об этом, но я заранее выключила звук на его телефоне, чтобы он не проснулся раньше времени.

Я ломаю карты, выбрасываю их и еду дальше. У дома мы оказываемся уже в предрассветных сумерках. Меня охватывает странное чувство страха – кажется, оно витает в воздухе, но я не понимаю, в чем дело. А когда вижу рядом с кустами одиноко лежащую черную туфлю, мне становится нехорошо. Кто ее потерял? Видно, что это дорогая обувь.

В округе никого нет – лишь тишина. И я, то и дело нервно оборачиваясь, направляюсь в квартиру. Там царят тьма и тишина. Лилит нет дома – наверное, она у Октавия, и это открытие ранит меня – я хотела бы увидеть ее напоследок. Зато Кирстен наконец дома – спит в своей комнате, по привычке раскинув руки.

Я тихо собираю вещи в сумку и зачехляю любимую классическую гитару. Все унести с собой я не смогу, только самое необходимое. Но это неважно. Важно просто уйти, оставив после себя беспорядок.

Перед тем как навсегда покинуть свою комнату, я достаю кулон-пулю и кладу ее на стол в разобранном виде. Рядом кидаю свою поломанную сим-карту. А потом иду к Кирстен, которая все еще спит.

Я стою в дверях и смотрю на ее лицо, на которое падает косой луч фонаря. За окном занимается терпкий лимонно-янтарный закат, изрезанный верхушками небоскребов.

Я больше не злюсь на Кирстен – больше незачем. Просто смотрю на подругу, понимая, что все наши ссоры и недомолвки были пустыми. А потом бужу ее.

– Кирстен, Кирстен, – трясу я ее за плечо.

– Что? – нехотя распахивает она глаза. – Что случилось, Санни?

Спросонья она не помнит, что мы поругались.

– Я должна уйти, – говорю я.