Солнечная палитра

Картина моя, для которой я теперь готовлю матерьял, все яснее и яснее передо мной рисуется…

Из письма В. Д. Поленова — сестре Лиле

Новый член семьи, невестка Наташа, пришлась по душе и совсем не строгой, а наоборот, сердечной свекрови Марии Алексеевне и Лиле. Обе они с радостью убедились, что скромная Наташа не просто безгранично любит их Василия, а прямо-таки боготворит его. Так же, как мать и сестра, Наташа беспокоилась, что он слишком мягок, податлив: то увлекается декорациями, то пейзажами, то совсем бросает живопись. «Надо деликатно и незаметно, — говорили они друг другу, — отводить его от подобных поглощающих его полностью увлечений».

О будущей картине из жизни Христа Василий Дмитриевич еще до свадьбы не раз говорил Наташе. Он захватил ее воображение грандиозностью своих замыслов. Она уверовала в него, уверовала, что он в конце концов осуществит свою мечту.

И она была готова посвятить свою жизнь мужу, чтобы поддержать в нем настоящий творческий огонь, направлять его стремления к одной этой огромной будущей картине.

После свадьбы Василий Дмитриевич с матерью, сестрой и женой поселился на новой квартире на Божедомке. Жили они в большой и крепкой дружбе.

Сменив Саврасова, Василий Дмитриевич начал преподавать в Школе живописи, ваяния и зодчества по классу натюрморта. Новое дело, новые обязанности увлекли его. Он убедился, что с успехом передает свои знания, свое мастерство, вкус многим наивным, восторженным и подчас подлинно одаренным юношам.

Ученики слушали его жадно, воспринимали его советы как откровение. И Василий Дмитриевич, воодушевляясь их творческими порывами, радовался от души, когда они делали заметные успехи.

А большая его картина?

Она все не двигалась вперед. Он тщательно пересмотрел свои этюды Ближнего Востока и убедился, что они дадут ему подлинно палестинский пейзаж, вдохнут в его будущую картину воздух, засветят солнечные краски…

А фигуры людей?..

Людей он давно разместил на тех своих эскизах, что создавались им еще в прежние годы карандашом или красками. Давно знал, где расположатся ученики, где будет сидеть сам Христос, как разъяренная толпа будет тащить к нему грешницу. Но лица их виделись художнику словно в тумане.

Он вспомнил свое давно оставленное полотно «Пир блудного сына» с вычурными колоннами и пестротканой драпировкой, но с белыми пятнами на месте людей. Это воспоминание ужаснуло его.

Внимательная Наташа, чувствуя, что муж начинает колебаться и ходит мрачный, всячески старалась поддержать в нем бодрость духа. Она призвала на помощь Антокольского.

Знаменитый скульптор обладал мягким и чутким сердцем и умел подбадривать других. Он долго беседовал с Поленовым, и ему удалось вдохнуть в него уверенность в свои силы.

Дальше откладывать было нельзя. Василий Дмитриевич твердо решил начать работать над картиной. Он и жена поедут туда, где южное солнце светит ярче, где творил Александр Иванов.

Они отправятся в Италию, в Рим; там он найдет подходящих натурщиков, там он сможет начать осуществлять свой давнишний замысел. А уж преданный друг — жена сумеет создать ему необходимое уединение.

После разговора с Антокольским Наташа писала Лиле:

«Василий весел и бодр, как положительно я его никогда не видела. Поездка за границу твердо решена…»

Василий Дмитриевич взял в Школе живописи, ваяния и зодчества длительный отпуск и в ноябре 1883 года вместе с женой выехал в Рим. Там он снял сразу две мастерские и всецело отдался будущей картине.

По вечерам супруги вместе читали научные труды по географии и истории Ближнего Востока. Их увлекли сочинения французского философа-идеалиста Эрнеста Ренана.

Автор книг «Жизнь Иисуса» и «Апостолы», Ренан утверждал, что Христос не был богом, а действительно жившим в I веке н. э. мудрым, добрым, простым человеком, проповедовавшим высоконравственные идеи.

Взгляды Поленова во многом совпадали со взглядами Ренана. И он решил изобразить на своей картине Христа самым обыкновенным человеком-тружеником, сыном плотника, а отнюдь не богом.

Василий Дмитриевич знал, как долго и подчас мучительно искал Александр Иванов для своей картины каждое человеческое лицо, каждую позу человека, сколько создал этюдов этих лиц и фигур.

У Александра Иванова любое, даже самое маленькое полотно было совершенно.

Василий Дмитриевич спешил. Он рассчитывал: если не сумеет закончить лицо на этюде, позднее довершит его на самой картине.

Наташа писала Лиле:

«Вообще он со страхом приступается, а я не с меньшим… Теперь я бодра и чувствую себя хорошо, могу, насколько в моих силах, подбодрить его…»

И в другом письме:

«Все время он был таким молодцом, так живо работал, и так я радовалась, что он весь втягивается в свою картину. Она стала ему совсем ясной, и ни разу еще он ее так определенно, осязательно не видел…»

Неожиданно заболела лихорадкой Наташа, а следом за нею слег и сам Василий Дмитриевич.