Читаем Солнечная палитра полностью

Там костюмерная. Жена «дяди Саввы» Елизавета Григорьевна и несколько дам — матери юных актеров — вместе с портнихами шьют костюмы. В соседней комнате мальчики Мамонтовы и их приятели под руководством гувернера-немца без особого энтузиазма клеят картонные латы и щиты, строгают деревянные мечи и копья. Среди них сутулый подросток Тоша Серов — будущий художник Валентин Александрович Серов.

Дамы пожаловались Савве Ивановичу: сейчас приходил Василий Дмитриевич и раскритиковал платье для дочери фараона.

— Ничего не поделаешь, — утешает их главный инициатор всей этой кутерьмы. — Слушайтесь Василия Дмитриевича беспрекословно: он ваш законодатель.

Савва Иванович спустился вниз и прошел в свой кабинет. Там, засучив рукава, в рабочей куртке, весь измазанный красками, стоял Василий Дмитриевич и длинной кистью писал декорации.

Савва Иванович встал сзади и долго, прищурясь, смотрел.

Все знойные краски Египта бросил художник на огромное полотно, изображавшее пейзаж пустыни. Предполагалось, что декорация будет видна между колоннами дворца фараона; сами пестро раскрашенные колонны пока валялись на полу.

Василий Дмитриевич оглянулся.

— Ну как? — спросил он.

— Прекрасно! Твои декорации так же талантливы, как твои картины, — ответил Савва Иванович.

Он как-то притих и в раздумье остался стоять, любуясь бездонной синевой неба, темными остриями кипарисов, ярко-желтым песчаным берегом Нила.

А тем временем в просторном вестибюле шел такой разговор:

— Уж вы сделайте милость, господин дворецкий, доложите барину, ведь с утра жду, — молил толстый курьер в форменной тужурке, тыча зажатой между пальцами золотой монетой.

А похожий на важного чиновника с бакенбардами мамонтовский слуга в ливрее со вздохом косился на монету и, откидывая назад руки, говорил:

— Да ведь сказал — некогда барину, некогда! Неужто не можешь понять?

— Наказали, чтоб немедля подписал и скорее назад, — стонал курьер.

Председателю правления товарищества Ярославской железной дороги, богачу и покровителю искусств Савве Ивановичу Мамонтову было действительно некогда. Вчера на какой-то час примчался на рысаке в правление, подписал несколько бумаг, обругал одних служащих бездельниками, покровительственно кивнул головой другим и вновь умчался.

А сегодня и вовсе никуда не поехал. Уже день спектакля назначен, но еще ничего не готово — ни костюмы, ни бутафория, и дети — участники спектакля — своих ролей совсем не знают. Один Василий Дмитриевич не подведет и, конечно, закончит в срок свои декорации.

Савва Иванович долго смотрел, как тщательно, сверяясь с эскизом, художник наносит краски, потом на цыпочках вышел ловить юных актеров на следующую репетицию.

* * *

Васнецов, Поленов и другие художники нередко писали декорации для тех любительских взрослых и детских спектаклей, которые ставились на домашней сцене Мамонтова. Сознавая, что добрый друг Савва отвлекает его и от любимых пейзажей, и от все еще такой далекой большой картины, Василий Дмитриевич утешал себя: надо, чтобы и в декорациях люди видели серьезное и вдохновенное искусство, стоящее нисколько не ниже станковой живописи.

Из всех московских художников именно он был самым деятельным и страстным сторонником тех новых начинаний, которые проводил Савва Иванович в своих театральных постановках.

Любительские спектакли Мамонтова, взрослые и детские, оперные и драматические, переросли позднее в большое и серьезное дело. Мамонтов основал настоящий театр — «Частную оперу». Василий Дмитриевич являлся там первым помощником Саввы Ивановича и все больше увлекался работой и для «Частной оперы», и для домашних спектаклей Мамонтова.

Оба они сознавали примитивность оформления спектаклей в императорских театрах Москвы и Петербурга и задались целью показать публике впечатляющие, красивые, исторически достоверные и романтически приподнятые постановки, обратив особое внимание на декорации, бутафорию и костюмы.

Это была их огромная и до сих пор еще не оцененная заслуга в области театрального искусства.

Когда-то в Риме Василий Дмитриевич писал декорации для мамонтовского спектакля «Женитьба» Гоголя. Одновременно он делал эскизы некоторых костюмов, но с тех пор отказывался оформлять спектакли реалистические.

А позднее, в Москве и в Абрамцеве, красочные, яркие, сказочные постановки с волшебными дворцами — средневековье и Древняя Греция — привлекли обоих ценителей искусства. И Савва Иванович, и Василий Дмитриевич сознательно стремились увести зрителя в царство сказок, в волшебную романтику и фантазию. Они мечтали, что красота и блеск их театральных постановок зажгут в сердцах зрителей, особенно молодежи, любовь к прекрасному.

В первые годы существования «Частной оперы» самые блистательные декорации были созданы Василием Дмитриевичем.

«Надо быть волшебником, чтобы перенести нас в эти сказочные дворцы и сады», — когда-то сказал о них Васнецов.

* * *
Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология