Союз нерушимый

— Можно. Но тогда «нарезать» пласты нам придётся пятном в пару метров шириной. И даже если товарищ Гиматов обеспечит нам курсовую разницу в эти самые пару метров, летать придётся до морковкина заговенья. Быстрее Ваши изыскатели вернутся.

— Ну, три так три. Пласты породы, с которых образцы берутся, вообще к поверхности выходят. Но всего несколько месяцев, это очень и очень важно. Когда можем приступать?

Хотя заданный вопрос касался всех присутствующих, ответил на него Беленко, «мордатый»:

— Экий ты быстрый, товарищ Гнеушев. У товарищей тоже свои планы есть. И своё начальство, которое за срыв планов по головке не погладит. По самому себе знаю — мы этого не любим. Давайте решать так: если общая договоренность есть, и товарищи не возражают, тогда я выхожу на Совнарком и он примет соответствующее решение. А товарищи инженеры пусть пока готовятся. Что Вам может понадобиться для работы, товарищ Пантюшин?

Поймав незаметный кивок Углова, Андрей неторопливо вытащил из папки чистый лист бумаги и приготовился ответить, помечая на листе свои пожелания. Собственно, особо придумывать ему нужды не было — еще в «той» жизни он почти три года пролетал на самолётной измерительной лаборатории. Набор необходимого оборудования и обеспечения практически не изменился, кроме, разве что, некоторых деталей, связанных с нынешним состоянием развития техники. А о большинстве из этих деталей он был не только в курсе, но и, в некотором роде, стоял у их истоков.

— Кхм. Первый вопрос-пожелание у меня к товарищу Гиматову. У нас будет около пятисот килограммов груза и три оператора. Желательна закрытая кабина и высота полёта от тридцати до ста метров. Скорость не выше 300 км в час. Сможете предоставить такой аэроплан? И, желательно, с возможностью посадки на не подготовленные площадки. Ну, Вы понимаете, после 6–7 часов полёта так или иначе садиться для гигиенических нужд будет необходимо.

Лётчик задумался на пару минут, после чего кивнул и густым низким голосом произнёс:

— Думаю, найдём подходящий. Только в транспортном варианте.

— Ну, мы ведь работать собираемся, а не кататься. Особых удобств не требуется, место для аппаратуры и места для сидения. Этого вполне достаточно. Единственное — система бортового электропитания на этой машине есть? Если нет, тогда нам придётся дополнительное оборудование брать…

К тому времени, когда визитёры покинули директорский кабинет, у Пантюшина был составлен почти полный список средств и оборудования, необходимых для организации полноценной экспедиции сроком на полгода. Задумчиво рассматривая список и соображая, что именно он еще забыл, Андрей пропустил тот момент, когда Углов, встав со своего места, подошел к нему и положил руку на плечо.

— Мы упустили самый главный момент — кто поедет с тобой? Ты главный — это понятно, а кого возьмешь еще? Думаешь, простой вопрос? Даже не так — кого ты оставишь? Потому, что поехать захотят все, даже из других отделов набегут, будь уверен. Ну, с другими отделами я тебе помогу. А вот со своими орлами и орлицами сам разбирайся. Единственное, что могу посоветовать — подойди к Толмачёву, пусть эркаэсэмовцев подключит и разъяснит, что есть государственное задание и желание в нём поучаствовать и есть план, который мы обязаны выполнять. Иначе на собрании коллектива тебе придётся не сладко…

Этот день ничем не выделялся из ставшего уже привычным ритма работы: ранний завтрак под накрытым брезентом навесом, короткий душ в тесной брезентовой же кабинке под струями не успевшей остыть за ночь воды из отмытого с песком бака из-под солярки, буквально пятиминутное распределение заданий на день и к самолёту. Проверка связи и в окружении ковыля, ломаемого струями воздуха, в небо. К очередному намеченному и проложенному на карте маршруту. Но сегодня Андрей попросил пилота, Колю Гарбуза, повторить вчерашний маршрут. Потому, что вчера произошла какая-то непонятная ерунда — в районе деревни Александровка, когда самописец рисовал спокойную привычную кривую, отмечая залегающие на глубине типы грунтов и водяные линзы, вдруг пулеметом защелкали реле управляющего блока, а перо заметалось как припадочное, рисуя частокол остроконечных пиков. Буйство продолжалось лишь пару секунд, после чего снова прощелкали реле, и всё вернулось обратно к ровной и плавной кривой. Вечером, когда они под светом «летучей мыши» просматривали странный фрагмент записи, Лёня Крюков, защелкнув логарифмическую линейку и почесав ею нос, задумчиво сказал:

— Знаешь, Андрей, если это не простой сбой, а какое-то излучение, то оно получается в тысячи раз сильнее обычного фона. Ерунда какая-то.

— Почему именно ерунда, Лёня? Радио-температура разных тел может отличаться и в большее число раз, ты сам знаешь. Странно другое. Слишком резкий переход, если это излучение, а не сбой. В природе мы такого не наблюдаем. Это как если бы глина, глина, глина, а потом вдруг, бац, и вода. Не бывает так.

— Я знаю, что так не бывает. И чудес не бывает — врут попы. Чудо — это то, что ты не понимаешь. И вот я не понимаю, если это излучение, то откуда оно взялось?