Союз и Довлатов (подробно и приблизительно)

Я – писатель-середняк, упирающий на мастерство. Приличный третий сорт. Массовик-затейник. Неизящный беллетрист.

Платой за входной билет в литературу становится добровольная ссылка в гетто детской литературы, где Воскобойников формально преуспел:

Он умерил свой талант. Издал подряд шестнадцать книг. Первые были еще ничего. Но с каждым разом молодой писатель упрощал свои задачи. Последние его книги – сугубо утилитарны. Это – биографии вождей, румяные политические сказки.

Насколько Довлатов справедлив в своих претензиях к Воскобойникову – человеку, которому просто повезло? На его месте мог оказаться и он.

По поводу следующего эпизода я думал: включать его в текст или нет? Победила не жажда скандальности, а осознание необходимости проговаривания вещей, без которых наша история будет неполной.

В 1990 году Владимир Соловьев издает роман «Роман с эпиграфами, или Утешение в слезах». Книга вызвала некоторую сенсацию. Причина – «исповедь» автора, признание в сотрудничестве с КГБ. В частности, рассказывается о поездке в 1972 году Соловьева с Клепиковой в Финляндию и Швецию. Перед ней состоялась содержательная беседа Соловьева с «Юрием Ивановичем», на которой обсуждались различные варианты провокаций со стороны западных спецслужб. Автор, по его словам, вел себя дерзко и вызывающе: «срывался», «переспрашивал» и даже «поддразнивал». Приняв это во внимание, органы перестраховались и приставили к вольнодумцу еще одного информатора из литературной среды – молодого писателя Валерия В.

Вместо того, чтобы планомерно отслеживать и фиксировать возможные колебания автора, Валерий занялся банальным крохоборством: прихватывал мармелад в коробочках, который выдавали за завтраком, собирал коллекцию фирменного гостиничного мыла. Но самое главное отступление от морального облика советского писателя – Валерий собрал внушительную коллекцию порнографии, с которой и погорел при прохождении таможенного контроля в Шереметьево:

Таможенники, довольно вежливо пропустив пять-шесть человек и весьма небрежно просмотрев их чемоданы, как звери набросились на Валеру, когда дошла до него очередь. Порнография с него сыпсалась, как рыжие листья под осенним ветром. Из чемоданов, из карманов, из рукавов, из-за пазухи, и конца обыску видно не было. Мне было глубоко его жаль, но я не мог оторваться от гнусного и унизительного этого зрелища.

Выяснив глубину нравственного падения Валерия В., автор переходит к его следующим грехам. Из пристрастия к порнографии как-то неожиданно вытекает провокация в отношении Михаила Хейфеца, которого растленный эротоман якобы сдал. Хейфецу вменялась работа над собранием сочинений Бродского. Да, тем самым – составленным Карамзиным. Как видите, наше повествование обладает всеми признаками романа. Сюжетные линии вроде бы расходятся, но потом неожиданно соединяются в новой точке.

Соловьев продолжает встречаться с кураторами. Цель по сути единственная – благородная – разоблачение Валеры, его низкого морального облика. Но тут в тексте встречается странная нестыковка. Очередной «Борис Павлович» сетует на низкое качество человеческого материала, с которым приходится иметь дело:

– Вы же к нам, Владимир Исаакович, не идете работать по чистоплюйству своему! Разве мы выбираем? Мы канючим, унижаемся! А с Валерой В. нам просто повезло: сама рыбка шла, грех было не взять! Сам просил, чтобы взяли, умолял, все стокгольмскую свою историю замаливал – и по сю пору…