Союз и Довлатов (подробно и приблизительно)

Мы живем по-довлатовски: «не паримся» понапрасну, как нас вынуждали раньше, воспринимаем жизнь ярко, но легко, наслаждаемся «освобождением речи» – что Довлатов считал одним из главных наслаждений жизни.

Увы, Довлатов «парился», «банный день» растягивался на целые годы. Бан следовал за баном. И тут не нужно ничего открывать, достаточно прочитать его письма. После возвращения в Ленинград Довлатов в очередном письме Елене Скульской сказал об этом так:

Дела мои обстоят… как бы это выразить. Представьте человека, который обокрал сберкассу. И еще не попался.

То есть дела его как бы хороши. Вот и у меня такая же история.

И это не единичная история, связанная с запретом книги. Яркое, но лишь очередное событие из череды внутренних и внешних катастроф. Окружающие хорошо запоминали их, старательно вспоминая соответствующие эпизоды для свежих мемуаров. Из уже цитированного интервью Рейна для New Times:

Он мечтал познакомиться со знаменитым писателем тех и нынешних лет Василием Аксеновым. А я – приятель Аксенова, и тогда, и теперь. Это был 1972 год. И я позвонил Аксенову, который о нем уже знал, и сказал: «Сережа Довлатов хочет с тобой познакомиться». Он ответил: «Гениально, я приглашаю вас в ЦДЛ на обед. Завтра в 7 часов вечера я за вами заеду». В полседьмого приходит ко мне Довлатов. Видно, что он страшно старался: он никогда не носил такой цивильной одежды, а тут на нем свежая сорочка, галстук… Вижу, что он вне себя – нервный, мятущийся, речь сбивчивая. И не пьяный при этом!.. Без десяти семь он хватает пальто и шапку и убегает…

Одна из проблем Довлатова не в том, что он убегал, а в том, что его никто не останавливал. Кто-то элементарно не замечал, кто-то считал «побеги» естественной реакцией литературного неудачника. Довлатов хорошо помогал окружающим его почувствовать себя успешными и благополучными литераторами. Ефимов явно был одним из этих людей. Даже неуспех «Лаборантки» не изменил его самоощущения большого состоявшегося писателя. При этом положение Ефимова можно считать блестящим исключительно на фоне таких неудачников, как Довлатов.

Приход в редакцию «Костра» не изменил ощущения полного провала. К тому же должность временного сотрудника не сулила особых перспектив. Помня о предательстве «друзей» из «Советской Эстонии», Довлатов отнесся к своим новым коллегам настороженно. Из «Ремесла»:

Я спросил одного из работников журнала:

– Кого мне опасаться в редакции?

Он ответил быстро и коротко:

– Всех.

Автором решительного ответа является Валерий Воскобойников. Ему Довлатов дает развернутую характеристику, видя в авторе «Утренних колоколов» пример наиболее удачного вхождения в литературу:

Об этом человеке стоит рассказать подробнее. Начинал он с группой очень талантливой молодежи. С Поповым, Ефимовым, Битовым, Марамзиным. Неглупый и даровитый, он быстро разобрался в ситуации. Понял, что угодить литературным хозяевам несложно. Лавры изгоя его не прельщали. Он начал печататься.

Его литературные данные составляли оптимальный вариант. Ведь полная бездарность – нерентабельна. Талант – настораживает. Гениальность – вызывает ужас. Наиболее ходкая валюта – умеренные литературные способности.

Читая эти слова, невольно ловишь себя на мысли, что Довлатов пишет о самом себе – напомню эпизод из мемуаров Елены Клепиковой: