«Лаборантка» должна была стать эффектным рейдом, выходом на оперативный простор. Реальность показала несколько иное. За годы пребывания на острове Ефимов переродился в Робинзона Крузо, о существовании которого мало кто уже помнил. Ефимов, подчеркивающий, в том числе и в мемуарах, свою отдельность, обязан был понимать: красивая поза должна подкрепляться текстами, демонстрирующими правильность выбранной позиции. Увы, не получилось.
Кстати, «над схваткой» он встал не сразу. Еще в конце 60-х Ефимов с азартом принимал участие в разборках ленинградских писателей. В уже цитированной книге М. Золотоносова «Гадюшник» восстановлен один из таких эпизодов. На этот раз боевые действия шли вокруг отчетно-выборного собрания ЛО СП в апреле 1969 года. Шла увлекательная игра под названием «голосование». Ее особая прелесть состояла в том, что голосование было тайным и поэтому можно было разыгрывать множество комбинаций. Общее отношение к кандидатам в члены правления высказывалось в ходе дискуссии. Как всегда дружное сообщество мастеров слова мгновенно раскололось на группы и «партии». Некоторые писатели организовывали группу, состоявшую из одного человека. На собрании от 10 апреля выступил и Ефимов. Он дал отвод Вильяму Козлову:
Емельян Козлов принимал участие в обсуждении работы детской редакции Ленинградского радио. Он среди других членов комиссии, участвовавших в обследовании этой работы, писал рецензию на работу детской редакции Ленинградской радиостудии, в которой не оставил камня на камне от деятельности этой студии… Как дальше разворачивалась эта история, я не имею возможности здесь излагать потому, что мои сведения об этом – только слухи. Я не был на этих собраниях и не могу им апеллировать. Я знаю выступление и поступок Козлова и даю ему отвод.
Странное выступление, включая переименование Козлова, оставляет ощущение непроговоренности контекста, требующей объяснения со стороны мемуаристов и исследователей. В письме Золотоносову в 2010 году сам Ефимов объяснил свой поступок так:
Насколько я помню, он полил идейно-разоблачительной грязью произведения других ленинградских писателей, использованные детской редакцией для радиопостановок: Радия Погодина, Виктора Голявкина, Сергея Вольфа, Игоря Ефимова, Якова Длуголенского, кого-то еще.
«Кто-то еще» будет избыточным для списка, так как главная фамилия, как понимаете, прозвучала. Но кристально ясной ситуация становится после знакомства с мемуарами Ефимова, в той части, где он рассказывает о своей жене:
Марина тоже понемногу подрабатывала пером – ее поприщем была журналистика. Детская редакция Ленинградского радио, в лице Лии Абрамовны Флит, сумела оценить ее таланты…
Тут, наверное, прибавить особенно нечего. Во многих воспоминаниях авторы, принадлежащие к разным лагерям, говорят об ожесточенной борьбе между «патриотами» и «либералами», «антисемитами» и «мучениками пятого пункта». Это была всем приятная внешняя сторона «литературных войн». Ее участники чувствовали себя идейными борцами, отстаивавшими правду. Она же заключалась в унылой грызне за «материальные блага», так мощно стимулировавшие творческий процесс ленинградских писателей.
Для объективности скажу о том, что вызывает симпатию в Ефимове. Постепенно он начал действительно «отъезжать», сторониться бушующих страстей писательского сообщества. Много лет, начиная с 1970 года, он с семьей проводит летние месяцы в деревне Усохи Псковской области. Помимо семейства Ефимовых на отдых сюда приезжали и другие ленинградские семьи: