Союз и Довлатов (подробно и приблизительно)

Ядро колонии составляли три семейства: Ефимовы, Гордины и Петровы. Про Гордина уже было рассказано выше. Его жена, Наталья Леонидовна Рахманова, Тата – для друзей и родных, дочь известного киносценариста и писателя, Леонида Николаевича Рахманова, – прекрасная переводчица с английского. Как раз в 1970-е она работала над первым полным переводом «Хоббита», и наши дети имели возможность читать эту книгу прямо с машинописных листов.

«Ядро» притягивало к себе персонажей хорошо знакомых читателям книги: Штерны, Найманы, Сергей Вольф. Жарятся шашлыки, ловится рыба, вечера проводятся в оживленных беседах при свечах – электричество в деревне часто отключали. Нельзя сказать, что отпускники веди исключительно дачный образ жизни. Они не отгораживали себя от местных, принимали посильное участие в общей деревенской работе, несмотря на внешнюю во всех смыслах инородность:

Единственный из нас, кто не укладывался в представления деревни о еврейской нации, был Яша Гордин. По избытку сил, по доброте и сердечной отзывчивости, он все лето тратил свою энергию на полезные дела, безвозмездно помогая сельчанам: окучивал картошку, латал крышу, рыл колодец, пилил дрова, вскапывал и поливал огород, чинил ограду, а умирал кто – помогал и могилу выкопать. Деревня его боготворила.

При этом жители Усохи далеки от фольклорного образа наивных, простоватых пейзан. В их суждениях проскальзывает здоровый скептицизм, объектом которого становятся самые неожиданные предметы и события:

Летом 1971 года вся деревня очень переживала гибель трех советских космонавтов при разгерметизации корабля «Союз-11», спускавшегося на Землю после долгого полета. Жена Савелия Ивановича, Ирина Ивановна, причитала:

– Ну, кого летают, куцы? Разве мыслимое это дело – до Луны долететь?!

– Американцы, вот, долетели, – говорит Марина.

Старуха смотрит на нее и качает головой.

– Взрослая ты вроде женщина, а повторяешь такую ерунду.

Не были они там никогда – и весь сказ.

– Да как же? Ведь и фотографии сделали, и киносъемки показывали…

– Эва, фотографии! В пустыне своей наснимали и морочат дурачков. Наш Сережка не хуже может наснимать – на пустыре за домом.

Сам Ефимов заслужил признание сельчан практически подвигом: он сумел вызволить коня из ловушки: разъехавшиеся доски старого моста образовали дыру, в которую провалились задние ноги лошади. С видимым удовольствием, не рисуясь, мемуарист описывает нехитрую сельскую жизнь, которая явно устраивала, отвечала его темпераменту. Ефимов обладал прекрасным личностным качеством – способностью к душевному комфорту в любой ситуации. Да, в этом чувстве ощущается оттенок некоторой человеческой ограниченности. Ему нравилось то, что он делал, писал, его окружение. Мы можем по-разному называть это свойство, в зависимости от нашего отношения к человеку: от «принятия себя» до «самодовольства», но нельзя не признать его позитивности для «носителя». Оно служит защитным коконом, амортизируя даже самые сильные удары судьбы. Я находил или пытался найти параллели между двумя писателями: Ефимовым и Довлатовым. Но есть главное, что различает их. Довлатов был полностью лишен «внутренней гармонии», прекрасно осознавал, мучительно переживал очередной провал. То, что я говорю, кажется известным, но есть авторы, предлагающие «переосмыслить», взглянуть по-новому. В тематическом довлатовском номере «Русского пионера» в 2015 году напечатан текст Валерия Попова «Единственный вариант гениальности». В нем он предлагает свежее прочтение Довлатова из нашего времени: