И впервые совершенно не больно, наоборот, внутри меня все словно чувствительно втрое, словно я вся, как обнаженный нерв. Руки Айсберга удерживали меня за грудь, и он быстро и глубоко входил в меня сзади. По намыленной плоти. Я ощущала, как меня щиплет изнутри, и это сводило с ума еще сильнее, мои соски то вжимались, то едва касались кафеля, и когда толчки внутри стали настолько быстрыми и яростными, что я билась и терлась о кафель, шлепая мокрым телом, разбрызгивая воду, и слышала, как он рычит позади меня, чувствуя, как лижет мою спину вдоль позвоночника, упираясь одной рукой в стену, а другой сжимая мою промежность почти до боли, одновременно врезаясь внутрь все быстрее и быстрее.
Перед тем, как кончить, Айсберг вышел из меня, рывком опустил на колени, захватывая мокрые волосы на затылке и притягивая меня к своему паху, и я с неожиданным удовольствием вобрала его мокрый член в рот, где он тут же вбился в самое горло, истекая семенем. Которое я жадно глотала, стараясь не захлебнуться.
Он не уехал, как раньше. Лежал на постели в полотенце, обмотанном вокруг бедер, вытянув длинные ноги, а я рядом в его банном халате. Возле нас блюдо с виноградом, включен огромный телевизор, и из колонок раздается музыка, и мне впервые за долгое время хорошо. Я рассматриваю его тело. Оно упругое и накачанное, с очень шелковистой кожей, которой приятно касаться пальцами. Я еще помню, как стаскивала с него мокрую одежду, и он снисходительно позволил мне это делать, как завернул меня в свой халат, а сам обматывался полотенцем, и я жадно смотрела на него, и мне казалось, что более идеальным мужское тело быть не может.
— Начнешь принимать таблетки… мне нравится быть в тебе без резинки. Хочу кончать в тебя. — сказал и убрал с моего лица влажную прядь волос. Я кивнула и нагло заявила:
— Мне тоже нравится, когда ты во мне без резинки.
— Что именно нравится?
Спросил, и я смутилась.
— Что именно?
— Чувствовать вены на… на нем.
Усмехнулся уголком рта.
— Смелая… глупая и смелая. Куда собралась с пустым чемоданом? М?
— Не знаю… Хотела найти работу. Попробовать сама…
— Глупая.
— Ты меня выгнал.
— Потому что ты глупая.
Повторил еще раз и легонько щелкнул меня по носу, потом положил виноградину мне в рот. Это было сущим хамством — есть виноград почти зимой. Я вспомнила, как отчим следил за тем, чтобы деликатесы с кухни никто не взял, а если что-то пропадало, то виновника могли жестоко избить его лизоблюды из обслуги. Помню, как я смотрела на виноград, клубнику, ананасы и бананы, и у меня сводило скулы от желания их съесть. Я мечтала, что когда-нибудь смогу позволить себе все это столько, сколько захочу.
Оказалось, что есть из рук Айсберга еще вкуснее, чем просто так. А еще невероятно круто лежать с ним вот так на огромной кровати на животе, телепать скрещенными ногами и подпирать рукой щеку, наблюдая за ним и больше не чувствуя себя раздавленной.
Где-то за моей спиной слышны голоса из телевизора. Кажется, там идут новости, и Айсберг засмотрелся туда, а я оторвала еще одну виноградину и теперь положила к нему в рот. Посмотрела, как он прожевал и проглотил.
— Там показывают что-то интересное? — спросила и провела пальцами по его груди.
— Да так… политику, депутатов, президента, — ответил и посмотрел на меня.
— Кому интересно на них смотреть. Стадо баранов и старый, уродливый пастух.
Он приподнял одну бровь и рассмеялся.
— Кто старый и уродливый пастух?
— Президент. Разве они бывают другими? У них гладко выбритые мятые физиономии, злые глаза, — я посмотрела исподлобья. — Тонкие губы и жирные животы. Они жируют на деньгах простых людей и ничерта не делают.
— Как интересно. — он потер бороду и поджал губы, потом положил мне в рот еще одну виноградинку. — Наш президент тоже жирный и старый?
— Конечно! — без тени сомнения ответила я и облизала мокрые от сока губы. — А еще мерзкий и маленького роста! Как гном!
Он расхохотался, и я вместе с ним.
— А ты его видела? — спросил, отдышавшись от смеха, и откинулся на подушки, потянул меня за кудряшку и намотал ее на палец.
— Кто ж его не видел? — соврала я и улыбнулась. На самом деле я не помнила. Видела или нет. Наверное ж, видела. Просто мне было неинтересно и… Айсберг явно был в прекрасном расположении духа, он закинул одну руку за голову, наблюдая за мной, а я ощущала себя невероятно счастливой от того, что мы с ним впервые разговариваем и он впервые выглядит заинтересованным в этом разговоре.
— Точно видела?
— Не помню, но скорее всего видела. Я же откуда-то знаю, что он страшный и низенький… у меня не было телевизора. Отчим считал, что все гаджеты — это мракобесие, и запрещал прислуге включать телевизор.
— Ну ты же не прислуга.
— Я мало чем от нее отличалась.
Отпустил кудряшку, и она тут же скрутилась обратно в спираль.
— Где твоя мать?
— Она умерла, когда мне было девять. А через пару месяцев отец женился на Королевишне, и они родили себе еще детей, а я стала им мешать и отправилась жить с прислугой, — я нахмурилась и привстала с постели, но он не дал мне уйти, а привлек к себе поближе и потянул пояс на моем халате.