Я смотрела на карточку, и внутри меня поднималась волна злости. А какого черта я не возьму ее и не порву его лимиты, или как они там называются? Какого черта я не воспользуюсь тем, что мне дают? Он же пользуется мной! И эта пощечина будет ему дорого стоить. Не дождется, чтоб я ушла босиком и спала на вокзале, а он так дешево от меня отделался, после того как брал меня, как оставлял на мне следы своей спермы.
Я выхватила карточку и, сверкнув глазами, прошла в ванную, прихватив за собой огромное покрывало.
— Змея зеленоглазая. Ведьма… — услышала себе вслед шепот Гитлера. — Давно ее надо в шею… а он ей карточки.
Наверняка ему нажаловалась его Виолетточка, и вместе они мне перемывали кости. Гитлер!
Я долго и яростно чистила зубы, язык, щеки. Потом полоскала рот каким-то чудесным бальзамом, потом умывалась принесенными косметологом водичками с разными названиями, подписанные для меня от руки. На скуле остался след от пощечины, от пальца. Я замазала его тональным кремом и еще раз подумала о том, что он пожалеет об этом и о том, что дал мне карту, тоже пожалеет.
Хотя… размечталась. Там, наверное, установлены лимиты. Он же не дурак, давать какой-то девке много денег. От этой мысли настроение ухудшилось, но я собиралась потратить то, что там есть. Вот прям решительно настроилась от всей души.
А еще… я хотела получить свои документы и открыть счет в банке. И то, что будет давать мне Айсберг, буду класть туда. В голове щелчком всплыло его имя. Петр. Ни разу не встречала мужчин с таким именем вживую. Хотя в гостинице бывало много постояльцев, и я бегала с записной книжкой и пофамильно разносила по номерам то заказы, то покупки. Я помнила только одного человека с таким именем — царя. Петра Великого. Как любитель истории, я в свое время много прочла и художественных, и книг-биографий. Особенно про времена правления этого государя, и мне показалось, что имя Петр подходит Айсбергу. Оно такое же каменное, стойкое, жесткое и беспощадное, как и он сам.
Так как я не знала ни одного названия магазинов, я попросила Глеба отвезти меня туда, где эти магазины имеются, и волочиться за мной, пока я выбираю себе вещи. В отличие от многих других, Глеб был моложе и разговорчивее. Он охотно рассказывал мне об улицах столицы, отвечал на вопросы, когда я что-то спрашивала, и терпеливо ждал меня в магазинах, и даже оценивал то, что я выбрала. Ему, кажется, нравилось, а мне и подавно.
В первом магазине я набрала себе коротеньких платьев, разноцветных и блестящих кофточек, юбочек, мне казалось, что я трачу немереное количество денег, и у меня от этой вседозволенности кружилась голова. Я отволокла весь ворох вещей на кассу и с трепетом расплатилась карточкой, ожидая, когда та окажется пустой в конце то концов, но вся сумма прошла, и я направилась в обувной, там прикупила ко всем ярким шмоткам яркие туфли и кеды. Я вообще любила спортивную обувь. Потом я окончательно разошлась и приобрела себе курку косуху, пальтишко и жилет, шапку с шарфиком, несколько сумочек. Кучу разной бижутерии с цыганскими браслетами и серьгами, ворох трусов и лифчиков, колготки (к чулкам я так и не привыкла, и с ними попа мерзнет). Со всеми этими пакетами я прошла мимо магазина с игрушками, вернулась к витрине с огромным медведем. Сердце болезненно заныло. Я дернула дверь магазина, но он оказался закрытым. Я ужасно расстроилась.
— Что вы там увидели? Я могу привезти вас сюда завтра. — Глеб сделал музыку тише и посмотрел на меня, сидящую на заднем сиденье с ворохом пакетов.
— Точно такого же медведя мне подарила когда-то мама. Потом его выкинули. Помню ту страшную трагедию. Я плакала, у меня случилась истерика, и я бегала по помойке и искала его в мешках с мусором. Так и не нашла. Домой вернулась грязная, вонючая. Меня за это побили половой тряпкой и отправили мыться. Медведя назвали ненужным хламом и сказали, чтоб я о нем забыла.
— Сочувствую… А где сейчас ваша мама?
— Мама умерла, когда я была маленькой… А отчим выкинул все, что ей принадлежало, кроме украшений… Их он заложил в ломбард и так и не выкупил. Там было мамино колечко и браслет. Больше у меня не было ни игрушек… ни украшений.
Больше он ничего не спрашивал, а я молча смотрела в окно. Иногда чувствовала, как Глеб поглядывает на меня, потом он включил музыку и приоткрыл окно, впуская свежий воздух, и, тряхнув головой, попыталась избавиться от воспоминаний. В конце концов я куплю себе этого медведя завтра и, вообще, еще много всего себе куплю. Пусть я никогда не стану принцессой, но я хотя бы ненадолго себя ею почувствую.
Под ошарашенные взгляды Виолетты и Гройсмана Глеб заносил пакеты с вещами наверх. Я ликовала и с трудом сдерживалась, чтобы не показать этим снобам язык.