Сочинения в 3-х тт. Том 3

— Не исключено, что Виктор Амадей прихватил птичку с собой в Турин, когда пытался вновь занять престол. Однако дальше драгоценная птица каким-то образом оказалась у испанца, сражавшегося в рядах армии, которая в тысяча семьсот тридцать четвертом году захватила Неаполь. Это был отец дона Хозе Монино-и-Редондо, графа Флоридабланко, впоследствии ставшего главным министром Карла Третьего. Затем ничто не указывает на то, что сокол попал в другие руки — по крайней мере до окончания карлистской войны в сороковых годах девятнадцатого века. Потом он объявился в Париже, который кишел в то время карлистами, сумевшими бежать из Испании. Видимо, один из них и привез птицу с собой, хотя и не подозревал о ее истинной ценности. — Толстяк чуть приумолк, потом неожиданно хихикнул и продолжал: — Дело в том, что во время карлистских беспорядков в Испании птицу, без сомнения предосторожности ради, покрасили или покрыли эмалью, чтобы придать вид просто занятной черной статуэтки. И в таком обличье, сэр, она путешествовала семьдесят лет по Парижу от одного владельца к другому, и все они были настолько тупы, что не сумели угадать, что скрывается под черной оболочкой.

Толстяк снова хихикнул и почти сокрушенно покачал головой.

— Итак, сэр, это сказочное творение семьдесят лет кочевало из рук в руки, пока в тысяча девятьсот одиннадцатом году греческий делец Харилаос Константинидис не обнаружил его в какой-то заброшенной лавчонке. Никакая эмаль не могла скрыть ценности птицы от зорких глаз Харилаоса. Он приобрел ее, проследил всю историю и убедился, что это, по-видимому, тот самый сокол. Об этом пронюхал я, выведал у него все факты и сумел добавить к ним кое-какие новые подробности.

Харилаос не спешил тотчас же обратить свою находку в звонкую монету. Он знал, что, как бы ни велика была ценность этого шедевра, она неизмеримо возрастет, если удастся доказать его подлинность. Может быть, он рассчитывал продать сокола современным орденам, берущим начало от родосских рыцарей, — английскому ордену Святого Иоанна Иерусалимского, прусскому ордену иоаннитов или итальянской или германской ветви суверенного мальтийского ордена.

Толстяк поднес к губам бокал, заметил, что тот пуст, и встал, чтобы налить виски себе и Спейду.

— Вы начинаете мне немного верить? — спросил он, разбавляя виски водой из сифона.

— Разве я говорил, что не верю?

— Не говорили. — Гатмэн прыснул. — Но выражение вашего лица было красноречивее всяких слов. — Он сел, отхлебнул изрядный глоток и утер губы белым платком.

— Потом, сэр, чтобы обезопаситься, Харилаос вновь покрыл сокола эмалью, — полагаю, в таком виде птица и ждет нового своего обладателя, ибо ровно через три месяца после того, как он рассказал об этом мне, я прочел в лондонской «Таймс», что дом греческого дельца ограбили, а его самого убили. На следующий день я уже примчался в Париж. Увы, сокол исчез! Я был вне себя от горя, так как еще хранил уверенность, что больше никто не посвящен в эту тайну. Но меня несколько утешило, что украдено было очень много и что вор, должно быть, просто прихватил птицу вместе с остальной добычей. Знай он, что попало ему в руки, он бы с презрением отбросил остальное барахло. — Толстяк самодовольно ухмыльнулся и прикрыл глаза. Затем снова открыл их и продолжал: — Эго было семнадцать лет назад. Да, сэр, мне потребовалось семнадцать лет, чтобы снова найти сокола, — и я его нашел! Он достанется мне по заслугам. — Толстяк остановился, залпом осушил бокал и утерся платком. — Я напал на след сокола в Турции и узнал, что он находится в доме русского эмигранта, некого генерала Кемидова, в предместье Константинополя. Генерал ничего не подозревал, черная эмалированная фигурка для него ровным счетом ничего не значила, но из какого-то тупого упрямства он отказался продать ее. Я стал опасаться, что старому ослу взбредет в голову узнать, что скрывается под эмалью, и заслал к нему своих людей. Они выкрали фигурку, но я остался ни с чем. — Он поднялся и подошел к столу с пустым бокалом. — Ваш бокал, сэр.

— Значит, птичка принадлежит генералу Кемидову? — рассудил Спейд.

— С таким же основанием она принадлежит королю Испании, — парировал толстяк. — Нет, сэр, законный владелец птицы — тот, в чьих руках она находится.

— Выходит, сейчас законный владелец — мисс О'Шонесси?

— Нет, сэр, она — мой агент.

— Вот как, — иронически сказал Спейд.

— Кстати, вы и вправду уверены, что птица у нее? — поинтересовался Гатмэн, делая наивное лицо.

— Да.

— Где?

— Точно не знаю.

Толстяк с грохотом опустил бутылку виски на стол.

— Вы же сказали, что знаете! — запротестовал он. Спейд небрежно махнул рукой.

— Я имел в виду, что знаю, где ее искать, когда придет время. Розовые складки на пухлом лице Гатмэна немного разгладились.

— Вы и впрямь знаете?

— Да.

— Так где же?

— Предоставьте это мне, — сказал Спейд с ухмылкой.

Толстяк поджал губы и что-то невнятно пробурчал себе под нос.

— Мистер Спейд, а где сейчас мисс О’Шонесси?

— У меня в руках, в надежном месте.