Собрание сочинений: В 12 т. Т. 3: Собака Баскервилей

— Он состоял в следующем: Акка знала о поездке лорда Коксвилла в Стокгольм. Я вместе с Розенкранцем, тоже посвященным в этот план, должны были следовать за ним, там похитить его и незаметно перевезти в Россию, симулируя самоубийство. Все вышло превосходно. Далеко от города на пустынном островке фьорда, куда нам удалось заманить баронета письмом, мы захватили его, пользуясь темнотой вечера. Розенкранц, который в то же время и гипнотизер, должен был внушить нашему пленнику позабыть, кто он такой, как его зовут и откуда он. «Обработанный» таким образом баронет под видом больного был привезен мною в Москву. Здесь я поместил его в тот домик, нарочно для этого нанятый, но как-то недосмотрел за ним, и он убежал. Остальное вам известно, — закончил Рурад свою исповедь.

Как я уже говорил раньше, гипнотизер тоже сознался и объяснил нам, почему танцовщица запретила убивать лорда Коксвилла.

— Она рассчитывала обвенчаться с ним в то время, когда он находился в состоянии невменяемости, затем я должен был вернуть ему память, предварительно внушив ему, что он сознательно женился на Субитовой. На другой день, утром, после того как вы меня арестовали, должен был состояться этот брак.

Мне и Холмсу теперь был ясен хитроумный план танцовщицы. Вопреки нежеланию баронета жениться на ней, она все-таки становилась его законной женой. Тем более что, находясь под гипнотическим внушением, он не мог сознавать, что этот брак состоялся против его воли и желания.

Я не знаю, что сталось с тремя преступниками, — они находились на чужой территории и их должны были судить по русским законам.

Мы же втроем — Холмс, я и спасенный нами баронет — немедленно возвратились в Лондон.

Младшему брату пришлось уступить возвратившемуся Эльджернону законный его титул и майоратные владения, а самому довольствоваться прежним положением.

Вскоре после возвращения в Англию лорд Коксвилл женился на Маргарет Ферфакс, несказанно обрадованной его воскресением из мертвых.

Кое-что о Шерлоке Холмсе (Вместо послесловия)

Тут в самый раз поведать читателю нечто, что может его заинтересовать по поводу моего персонажа, снискавшего самую скандальную славу.

Впечатление о Холмсе как о реальном человеке из плоти и крови укрепилось, должно быть, благодаря тому, что он многократно появляется на подмостках. После того как сошла со сцены арендованного мною на полгода театра моя же инсценировка «Родни Соун», я преисполнился решимостью действовать дерзко и со всей присущей мне энергией, ибо пустой зал был для меня смерти подобен. Сообразив, какой оборот принимает дело, я ушел в себя и без остатка подчинил свои мысли созиданию сенсационной пьесы о Шерлоке Холмсе. Я написал ее в неделю и озаглавил «Пестрая лента» — по одноименному рассказу. Без преувеличения скажу, что не прошло и полумесяца после провала постановки, а мы уже дружно репетировали вторую. Успех ее оказался весьма значительным. Лин Хардинг в роли абсолютно зловещего и слегка полоумного доктора Гримсби Ройлотга блистал своим мастерством, ну а Сейнтсбери, сыгравший Шерлока Холмса, был просто очень хорош. За то время, что мы играли эту драму, я не только возместил потери, понесенные в результате первого провала, но еще и сколотил некоторое состояние. Пьеса прочно вошла в репертуар, и ее до сих пор ставят то в одном, то в другом месте. В главной роли у нас была занята настоящая скалистая боа, составляющая предмет моей особой гордости; представьте мое возмущение, когда в один прекрасный день я прочел отзыв одного критика, который в довершение своего разноса заключил: «Исход пьесы был предрешен в момент появления змеи, искусственность которой бросалась в глаза». Меня подмывало предложить ему хорошенькую сумму, если он согласится пустить ее к себе в постель. В разные времена мы работали с разными змейками, но такой прирожденной актрисы нам еще не попадалось; каждая норовила либо безжизненно свешиваться из дырки в стене наподобие сонетки, либо тотчас же шмыгнуть назад и свести счеты с нашим бутафором, который пощипывал нерадивую за хвост, чтобы придать ей живости. В конце концов мы удовольствовались муляжем, и все, включая бутафора, единодушно сошлись во мнении, что это пошло на пользу делу.