Собрание сочинений: В 12 т. Т. 3: Собака Баскервилей

История с двумя соавторами

Размышляя о приключениях моего друга Шерлока Холмса, я невольно убеждаюсь, что он ни разу — за исключением того случая, который, как вы сейчас узнаете, положил конец его карьере — не позволил втянуть себя в разгадку тайны, если она касалась персон, зарабатывающих свой хлеб пером. «Я не особенно щепетилен в выборе клиентов, — говорил он бывало, — но что до литераторов — тут я беспощаден».

Однажды вечером сидели мы в своей квартире на Бейкер-стрит. Помню, я за столом записывал «Человека с деревянной ногой» (потрясающего Королевское общество и прочие научные учреждения Европы), а Холмс развлекался, упражняясь в стрельбе из револьвера. У него выработалась привычка летними вечерами обстреливать по контуру мою голову так, что на противоположной стороне вырисовывалось мое изображение, причем в доказательство его искусности следует заметить, что многие из этих портретов, выполненные в технике пистолетных выстрелов, признаются удивительно похожими.

Случилось так, что я выглянул в окно и, заметив двух джентльменов, быстро приближающихся по Бейкер-стрит к нашему дому, спросил его, кто бы это мог быть. Он тотчас зажег трубку и, изогнувшись в кресле наподобие восьмерки, ответил:

— Это два соавтора комической оперы, не стяжавшей им славы.

Я в изумлении подпрыгнул в кресле к самому потолку, а он разъяснил:

— Дорогой Уотсон, это, по всей очевидности, люди, следующие самому низменному призванию. Даже вы можете прочесть это на их лицах. Клочки бумаги, которые они гневно швыряют прочь, — газетные рецензии. Взгляните, как у них оттопыриваются карманы — они набиты этими листками. Если бы в них содержалось нечто приятное, они не кидались бы на них с таким остервенением.

Я опять подпрыгнул до потолка (балки из него так и выпирают) и вскричал:

— Невероятно! Но, может быть, они просто писатели?

— Нет, — ответил Холмс, — обыкновенные писатели удостаиваются лишь одной заметки в неделю. Только на преступников, драматургов и актеров они сыплются сотнями.

— Ну тогда они, возможно, актеры?

— Нет, актеры приехали бы в экипаже.

— А еще что-нибудь вы можете о них сказать?

— Сколько угодно. Судя по грязи на ботинках высокого, он из Южного Норвуда. Второй наверняка шотландец.

— Как вы догадались?

— У него в кармане книжка, на диалекте, название которого (я его ясно вижу) — «Древле светило чего-то там». Станет ли кто-нибудь, кроме автора, таскать с собой книгу с таким заглавием?

Мне пришлось согласиться, что это было бы невероятно.

Теперь стало совершенно ясно, что эти двое мужчин (если можно их так назвать) искали наши апартаменты. Я уже говорил (и не раз), что мой друг Холмс редко давал волю чувствам, но тут он прямо загорелся страстью, которая сменилась выражением странного торжества.

— Уотсон, — сказал он, — этот верзила годами черпал сюжеты из самых громких моих дел, но теперь он идет прямо мне в руки — наконец-то!

Я опять устремился к потолку, и, когда приземлился, пришельцы были уже в нашей комнате.

— Насколько я понимаю, джентльмены, — сказал мистер Холмс, — вы находитесь под впечатлением из ряда вон выходящего события.

Тот из посетителей, кто был посимпатичнее, с удивлением спросил, откуда ему это известно, но верзила только насупился.

— Вы забыли о кольце, которое у вас на безымянном пальце, — спокойно ответил мистер Холмс.

Я уже готов был проделать свой путь к потолку, но тут вмешался верзила.

— Оставьте эти штучки для простачков, Холмс, — сказал он. — А вы, Уотсон, если опять задумаете путешествовать к потолку, так я знаю, как вас припечатать к месту.

И тогда я оказался свидетелем странного явления. Мой друг Шерлок Холмс съежился. Он прямо на глазах уменьшался в размерах. Я с вожделением взглянул на потолок, но не осмелился поддаться известному желанию.

— Давайте обойдемся без пролога и приступим прямо к делу, — заявил верзила. — Я хочу знать, почему…

— Позвольте мне, — сказал ему мистер Холмс с присущей ему отвагой. — Вы хотите знать, почему публика не ходит на вашу оперу.

— Именно, — с иронией ответил гость, — насколько вы можете судить по запонкам на моей сорочке. — И добавил уже серьезно: — А поскольку вынести суждение об этом можно единственным способом, я настаиваю на том, чтобы вы лично прослушали все произведение.

Это был момент сильного потрясения. Я вздрогнул, потому что знал, что, если Холмс пойдет туда, мне придется его сопровождать. Но у моего друга было золотое сердце.

— Никогда, — жарко вскричал он, — все что угодно, только не это!

— От этого зависит ваше будущее существование, — угрожающе произнес верзила.

— Я скорее растворюсь в эфире, — гордо ответил Холмс, пересаживаясь в другое кресло. — Впрочем, я могу ответить на ваш вопрос и не просиживая штанов на вашем спектакле.

— Так почему они не ходят к нам?

— Потому, — спокойно возвестил Холмс, — что предпочитают держаться подальше.

Мертвая тишина воцарилась вслед за этой репликой. Какое-то время визитеры с благоговейным трепетом взирали на человека, который волшебным образом разрешил их загадку. Потом, медленно вытаскивая ножи…

Холмс делался все меньше и меньше, покуда от него не осталось всего лишь колечко дыма, медленно потянувшееся вверх. Последние слова великого человека, как правило, бывают особенно значительны. Таковы были и последние слова Шерлока Холмса: «Глупец, глупец! Сколько лет благодаря мне ты жил в роскоши! Раскатывал в кэбах, чего не мог позволить себе ни один писатель. Отныне же и ты будешь ездить в автобусах!»

Верзила упал в кресло, пораженный ужасом.

Его приятель остался недвижим.

А. Конан Дойлу от его друга

Дж. М. Барри