Собрание сочинений. Том 8

На Алдане жила Дуня,
золотым был каждый зуб,
и оброк брала,
                        колдунья,
в самый глыбкий в мире пуп.
Перли к Дуньке-неулыбе
в пятистенку на отшибе.
И у Дунькина пупа
в ноздри пыхала толпа,
дергая коленками,
                               в пуп
                                        вползая
                                                     зенками.
Старатели соплистые
в очередь —
                   гуськом.
Шаровары плисовые
оттянуты песком.
Не простой песок,
а золотенький,
из ручищ потек
в пуп молоденький.
Всех любила по цепочке
да пошучивала,
ну а струечка в пупочке
чуть пошурчивала.
Дуня нежилась на полсти,
роза деловитая,
и была при полной голости
очень теловитая.
А в пупочке,
в нежной ямочке
золотистый волосок,
вроде ласковой приманочки,
зазывающей песок.
Идет Дуня нарасхват
завозною стерлядью,
и никто не называт
нашу Дуню стервою.
Отдается то попу,
то с ворьем валяется.
Золотишка во пупу
прибавляется.
Самородочек – мадам,
даром что худявая.
Эх, Алдан, – ты богом дан
или бабой-дьяволом?
От Алдана до Урала
Дунька ноги отворяла
и грехов навытворяла —
уж такое ремесло.
А чего она добилась?
Говорят, потом влюбилась,
да и с горя утопилась —
золотишко не спасло.
Говорят,
              веревкой
                             ловкой
прикрутила чемодан
с золотищем
                     ко грудищам
да и прыгнула в Алдан.
Нет ни золота,
                        ни Дуни,
и, от жадности тяжки,
до сих пор ныряют дурни,
разбивая там башки.
Но у злата нет обрата.
Жизнь щедра,
                       но и скупа,
и, признаться, скушновата
жизнь без Дунькина пупа.
Я прошел такие дали,
вырвавшись из скушных рож.
И со мной не совладали,
да и я с собою тож.
Сын старательских шалманов,
я просыпал в этот мир
из прорешистых карманов
золотой шальной пунктир.
Но как полусиротинок
раскидал я не к добру
пять сынов – пять золотинок.
Как их вместе соберу?
Неужели над Алданом
обвяжусь перед прыжком
очумелым чемоданом
с золотым шальным песком?
Дунька, глянь-ка,
Дунька, плюнь-ка!
Я – старатель без лотка.
Я – и Ванька,
я – и Дунька,
разорившая Ванька.
Я стою на пепелище.
Дунькин пуп зовет на дно.
Где великие блудищи?
Скушноблудие одно.
Лишь работают до треска,
современно неглупы —
нечто вроде Дунькотреста —
инвалютные пупы.

1991

Эпитафия крысе

Одна стареющая крыса
была великая актриса.
И паука на грудь, как брошку,
мурлыкающе нацепя,
блистательно сыграла кошку
и скушала сама себя.

1991

Давай, мой враг