Собрание сочинений. Том 8

То в блаженстве любви, то в агонии
ты раздаривала свой дар,
молодая Этери Когония,
как абхазская Сара Бернар.

Но придумала злость неизлитая,
та, что бездари мрачно таят,
с общей кровью – актеров и зрителей,
новый – страшный абхазский театр.

Что-то жизни цена не повысилась
от замены знамен, как гардин.
Превратилась везде независимость
лишь в зависимость от гордынь.

Постарела Этери Когония,
но похожею стала с тех пор
на себя же, а не на кого-нибудь —
на абхазку, сошедшую с гор.

Не осколком ее оцарапали,
когда с рынка спешила, держа
старичка-петуха кверху лапами,
ожидающего ножа.

Ее целою бомбой ударили,
и задергались, будто крюки,
петушиные лапы, удавленные
мертвой хваткой крестьянской руки.

«Петька» в крик, а соседей сбежалось-то!
Пальцы вздрогнули, стали добрей
и посмертно разжались от жалости
к предназначенной жертве своей.

А петух был худущий, жилистый,
голодающий был старичок.
Было видно – стоять еле силится
и заваливается на бочок.

Но пошел хромоватым калекою,
и по ноте, хотя и тишком,
срепетировал кукареканье,
и затряс пожилым гребешком.

И жемчужинку без сожаления
склюнул он, как последнейший дар,
с разбежавшегося ожерелия
состоявшейся Сары Бернар.

30 августа 1994

Украинское

Я, конечно, родился в России,
но когда-то, в иных временах,
во Днепре мою душу крестили
и Шевченко, и Мономах.

Я люблю Украину за нежность,
за шевченковский шепот полей.
Уважаю ее незалежность,
оселедцы ее ковылей.

Как же может любовь испариться
устоявшая в страшной беде,
испариться из-за кипарисов
да корабликов на воде?

И я плюну в сучьего сына,
озверевшего от вранья,
если скажет, что Украина —
это родина не моя.

1994

Напутствие

М. Кацу

Надо собственные ноги
донашивать,
и дорогу у дороги
не спрашивать.

Пусть сама дорога спросит,
как ей выгнуться,
нас полюбит и не бросит,
даст нам выбраться.

Все пророки – лжепророки,
но в безбожии,
наши женщины – дороги
в бездорожии.

Пусть судьба им не отплатит
ни морщиночкой,
и не капнет им на платья
ни борщиночкой.

Надо так любить любимых
и детей своих,
чтоб злодеям стыдно было
в их злодействиях.

Каждый носит сам дорогу
в своей совести.
То ли к власти, то ли к Богу —
выбор собственный.

И еще одна забота
пусть прибавится —
стать дорогой для кого-то
не предательской.

Быть своим там, где дубравы
и поля тихи,
и подальше быть от славы
и политики.

И у гроба на погосте
с речью длинною
не сползти к могиле в гости
вместе с глиною.

Перед смертью не метаться.
С ней условиться
и навек в живых остаться,
как пословица.

Нью-Йорк – ст. Зима – Братск, апрель 1994

Цензура равнодушьем