Собрание сочинений. Том 2

Тбилисской улицы дитя —
фонтанчик для питья!
Июльский зной все прибывает,
а он,
       пуская пузырьки,
струею к нёбу прибивает
ртов пересохших языки.
Чтобы воды его напиться,
покуда жарко,
                      без конца
мудрец сменяет здесь тупицу
и вновь тупица —
                            мудреца.
Здесь пьет бездарность,
                                     важно стоя,
а после,
            через полчаса,
над этой самой же струею
склонятся гения глаза…
О, улиц пестрая базарность,
тебе
       быть цельной не дано!
Но кто талант
                      и кто бездарность,
струе фонтана все равно!
Бросая зыбкий отсвет стенам,
журчит в неведенье блаженном
тбилисской улицы дитя —
фонтанчик для питья!

23 сентября 1957, Тбилиси

Хашная

А. Шенгелия

Когда в Тбилиси гостем будешь
и много выпить не забудешь,
вставай часов примерно в шесть —
ты должен хаши утром съесть!

В тбилисской хашной, душной хашной,
гортанный говор горожан,
а надо всем – буфетчик важный,
лиловый, словно баклажан.

Ни огурца и ни селедки, —
тут против правил не греши!
Возьми с простой головкой водки
и в хаши хлеба накроши.

И – в руку ложку! Ешь на совесть!
Во всем тбилисцем истым будь.
Да не забудь чесночный соус
и соли тоже не забудь.

Себя здесь голодом не морят,
прицокивают языком.
Мужчины пьют, мужчины спорят,
мужчины пахнут чесноком.

Редиска, блюдца с виноградом,
картин дешевенький багет.
Пьет спекулянт, и тут же рядом
с ним пьет угрозыска агент.

И на рубашке у кого-то,
усевшегося в уголке,
мерцает родственника фото
на черном траурном кружке.

Все то, что пилит, возит, строит,
метет все улицы окрест,
ботинки шьет, канавы роет, —
все это утром хаши ест!

И в остро пахнущем тумане
у закопченного стола
глядит подсевший Пиросмани
сквозь пар от хаши из угла.

23 сентября 1957, Тбилиси

Коровы

Все в чулках речного ила —
помню – тихо шли стада,
а когда все это было —
не могу сказать когда.

Масти черной, масти пегой
шли коровы под горой…
Год был вроде сорок первый
или год сорок второй.

Не к врачам, не для поправки,
все в репейнике, в пыли,
их к вагонам для отправки
молча школьники вели.

И со всеми я, усталый,
замыкающий ряды,
шел в буденовке линялой
с темным следом от звезды…

Ах, коровы, ах, коровы!
Как вносили вы в луга,
словно царские короны,
ваши белые рога!

Вы тихонечко мычали,
грустно терлись о кусты
или попросту молчали
и роняли с губ цветы…

А теперь – коров к вагонам
подводили, и бойцы
с видом – помню – чуть смущенным
с них снимали бубенцы.

Рядом пили, рядом пели,
но открылся путь вдали,
и вагоны заскрипели,
заскрипели и пошли.

И какой-то оробелый
с человеческим лицом
в дверь смотрел теленок белый
рядом с худеньким бойцом.

Он глядел, припав к шинели,
на поля и на леса,
а глаза его синели,
как Есенина глаза…

12 ноября 1957

В магазине