Собрание сочинений. Том 2

В плащах и курточках вельветовых
в лесу тревожно-молодом
сидели девушки с мольбертами
над горько пахнущим прудом.

Я руки за спину закладывал,
плечами ветви отводил,
в мольберты жалкие заглядывал
и потихоньку отходил.

Болела печень у натурщика —
за два часа совсем он скис,
и, губы детские надувшая,
одна из них швырнула кисть.

Встав на валежины корявые,
решила скуку прекратить,
и две особенно кудрявые
веревку начали крутить.

То дальняя, то заземленная
веревка шлепалась под гам,
и платьица зазелененные,
взлетая, били по ногам.

Девчонки пели с детской жадностью,
садились ноги разувать,
и к ним не чувствовал я жалости,
что не умеют рисовать.

Летя в траву, от смеха корчились,
друг с другом весело дрались.
А через час искусство кончилось —
за кисти девушки брались.

19–24 июня 1957

Блиндаж

Томясь какой-то странною тревогой,
блиндаж стоял над Волгой,
                                           самой Волгой,
и в нем среди остывших гильз
                                                и пыли,
не зажигая света,
                           тени жили…

Блиндаж стоял над Волгой,
                                           самой Волгой.
Приехали сюда с закуской,
                                          с водкой.
Решительные юные мужчины
поставили отцовские машины
и спутницам сказали грубовато:
«Используем-ка, детки, эту хату!»
Не водки им,
                    ей-богу бы,
                                     а плетки!
Пластинки пели из рентгенопленки.

И пили,
            и закуску истребляли,
и напускали сигаретный дым,
и в стены громко пробками стреляли,
где крупно:
                 «Сталинград не отдадим!»

А утром водку кисло попрекали,
швы на чулках девчонки поправляли,
и юные поблекшие мужчины
шли заводить
                     отцовские машины.

Блиндаж стоял над Волгой,
                                           самой Волгой.
Изгажен сигаретами и воблой,
стоял он и глядел в степные дали,
и тени оскорбленные витали…

24 июня 1957

Вятские поляны