— А за мною никакой славы, посему нечем и дорожить, — опустил немытую голову Таратута. — Разве что гуляй-польская какая-нибудь, драная, гольтепацкая… Где что ни случись — сразу же тебя под подозрение берут. Под виадуком убийство было, слышали, наверное? Настоящих следов не найдут, а Таратутой не забыли поинтересоваться: где в ту ночь находился? А он всю ночь на заводе ишачил.
Двое Семеновых приятелей, которым, видно, надоело ждать его поодаль, приблизились к столику; один из них, почти подросток, минуя взглядом Баглая, обратился к Таратуте:
— Он всех тут угощает?
— Кто это он? — нахмурился Баглай, оскорбленный тоном парня.
— Ну, ты. В Бхилаи ведь тебе жирно платили?
Верунька, наблюдая за Иваном, видела, что он вот-вот взорвется… Побледнел, зубы сжались, еще слово, — и вспыхнет, в драку полезет, как это не раз прежде бывало. Неужели этот сопляк не знает, что перед ним самбист со стальными мускулами, к тому же горяч, заводится с полуоборота… А сопляк продолжал:
— Ставь, не жалей валюты…
«Сейчас будет», — с ужасом ждала Верунька взрыва. Но Иван, овладев собой, сдержался: желваки каменно застыли под кожей. Не отвечая, смотрел на подростка почти с грустью.
— На Родину ведь вернулся, — недобрым тоном добавил другой из этой же компании.
— Да, на Родину, а не к вам, хамлюги! — Иван еще пуще побледнел, и веснушки на щеках проступили заметнее. — Не вы мне Родина. Ясно?
Верунька, схватив мужа под руку, почти силой потащила его из павильона.
— Я думала, ты его ударишь, — сказала, когда опасность драки была уже позади. Только теперь Верунька немного успокоилась.
— Правду сказать, кулак чесался, — признался Иван. — Хотя ударить — это ведь не выход. И прежде поножовщина ничего не решала, а сейчас тем более… После Бхилаи хочется как-то иначе. Думаю иногда: почему у нас хамства так много? С первых же шагов в аэропорту, при оформлении багажа какая-то чирикалка уже всю тебе радость встречи испортила. Хлопцы к ней с шуткой, с улыбкой, а она в ответ с грубостью, ледяным тоном, обхамила всех и главнее — без малейшего повода. И это на службе, где ты просто обязан быть вежливым. А в магазине или в трамвае… Просто удивительно: почему у нас люди так злы, откуда эта неприязнь к другим? Желание нагрубить человеку, оскорбить своего ближнего — это, конечно, отклонение от нормы, но почему оно так распространено? Нервы, что ли? И как избавиться? Нет, тут не однодневные профилактории нужны…
— Профилакториями всему не поможешь, — вздохнув, согласилась Верунька. — Вот Дворцы здоровья начинают открывать, чего, казалось бы, еще… Повезут его туда после смены автобусом, переночует, телом отдохнет… А между тем товарищеским судам и сегодня работы хватает…
Спустились по аллее вниз, вышли к Днепру. Лицо жены снова обрело свое прирожденное достоинство и спокойствие — такое выражение для нее наиболее характерно; возле Веруньки, несущей себя величаво, и сам Иван легко возвращает себе душевное равновесие. Не хотелось думать об этой нелепой стычке с наглецом — перед ними плескалась во всю ширь родная чудесная река. Глядя на водяную гладь, Баглай чувствовал в душе волнение, чего прежде за собой не замечал. Не Ганг, а столь же священна для тебя эта река, так же как тяжеловодный Ганг священен для людей той далекой страны. Река отцов, река родной истории… Вольный, залитый солнцем Днепр, он больше, чем небо, светит людям своим сверкающим простором. Летают по слепящей глади легкие байдарки, острые, как щуки, челны заводских спортсменов; мчатся недавно привезенные сюда каноэ, тарахтят моторки; поблескивая веслами, идут четверки, восьмерки, ритмично покачиваются смуглые тела, плавно опускаются весла на воду и снова взлетают — красные, желтые, оранжевые…
Днепр для этих людей — частица жизни.
Иван с Верунькой тоже связали с рекой свою судьбу, их свадьба когда-то завершилась здесь, на Днепре, впервые он тогда покатал молодую жену под парусом по Славутичу, — свадьбы молодых металлургов часто и теперь завершаются такими прогулками к островам.
— Соскучился по Днепру? — будто угадав мысли мужа, улыбнулась Верунька.
— Даже не верится, что был я от него так далеко… Где та Индия? Странно сперва чувствовал себя, очутившись там… Зачем я, думаю, здесь? Только потому, что отобран, послан? Любопытство гнало? А вернулся оттуда — и вижу, что нет, не простой была наша миссия… Не искатель валютных рублей, не хамлюга дело жизни решает. Действительно ведь несем прогресс во все уголки земли. Если станет планета Земля богаче, благоустроенней, то и наша доля в этом будет. Ради этого и на край света махнешь. Людям помогаем, учим их металл варить, и сами кое-чему учимся — так вот, Верунька, жизнь наша складывается…
Иван стоит у самого берега прямой, суровый, в конце медного чуба искрятся, запутавшись, солнечные лучи.