Собор

Грузят зерно студенты на токах. Купаются в сухих, шелестящих пшеницах. Голые по пояс, будущие инженеры и доктора наук, Геркулесы в очках и без очков, дружно, вдохновенно ухают, каждый мускул наслаждается свершением труда и обществу полезного и тебе приятного, да, впрочем, и для стипендии не лишнего, — имеешь возможность еще раз убедиться, что та «осознанная необходимость» и является одной из надежнейших истин жизни. Студенты быстро вошли в контакт с токовыми, приобрели среди них славу веселых, работящих людей. Губы запекшиеся, в чубах пылища, руки гудят, а им все нипочем! Нальют полный кузов зерном, улягутся сверху — и на шлях, в тучищу пыли, растянувшейся на километры, и сквозь нее — стремительным слепым полетом! На полдороге к элеватору, когда выскакивают на кряж, виден становится далекий, на горизонте, собор. Стоит, тянется к солнцу своими сверкающими полногрудыми куполами! Сухой степной воздух обтекает его, струится, и он выступает из того струящегося марева и сам будто марево. Певучий собор! — так о нем хотел бы сказать Баглай, о гармоничном соединении его глав, застывших — повыше и пониже — словно в беззвучном солнечном вечном танце…

Напарник Баглая, Геннадий, с факультета холодной обработки металлов, сквозь запыленные очки не очень-то приглядывается к собору, почти не проявляет к нему интереса. Темный человек! Ему в этом сооружении видится нечто малооригинальное, чувствуется, мол, отголосок собора св. Петра в Риме, подражание проекту Браманте. Но так мог бы рассуждать только какой-нибудь жалкий тип, воспитанный на «теориях влияния», а не современный интеллектуал, — уже волнуется Баглай. Как можно не почувствовать, что перед тобой совершенно самостоятельное творение архитектуры, достаточно только взглянуть на это нарастание куполов, на шатры глав, перехваченные внизу, словно крепко затянутые казацкими поясами! А сама тайна расположения глав — ведь все девять маковок увидишь отовсюду, с любой точки они возникают перед тобой, движутся, как живые! Как это достигнуто? Если и есть элемент западного барокко, то разве что в живописности и в порыве ввысь. К тому же известно, что казацкий архитектор собора личность исторически реальная, летописно засвидетельствованная, — казацкому подростку в плавнях во сне явился образ этого собора! В такой же, как сегодня, знойный летний день, богатый миражами, в коротком сновидении открылся он юному гению. Родился в его поэтическом воображении сразу, как единое совершенное целое… Баглай загорается, когда речь идет об истории возникновения собора и связанных с ним легендах, свидетелем выставляет, конечно же, академика Яворницкого, а Геннадий слушает улыбчиво-отвлеченно, о чем-то даже переспрашивает. Однако на обветренных губах его теплится ирония!

— Ты ведь современный хлопец, Микола, лев на курсе по теоретической физике, и я просто удивляюсь, как ты можешь увлекаться анахронизмом, поддаваться… миражам?

— Без миражей не было бы и виражей. Так, я думаю, мог бы ответить тебе на это всякий, кто разбирается в законах аэродинамики. А собор — это не только мираж. Высочайшая поэзия, мысль человеческая неминуемо стремится материализоваться, и тут именно это произошло, случилось когда-то. Взгляни, как плывет куполами в голубизне! Неужели он ничего тебе не говорит?

— Объясни мне, Микола, все-таки, в чем его смысл? Ну, пожалуй, в то далекое казацкое время подобные объекты имели значение для человека, но сегодня, лета божьего шестьдесят третьего?.. Процессу старения подлежит все. Даже металл стареет, как тебе известно.

— А это вот не стареет! Только искусству дано владеть тайной вечной молодости… Согласись, в человеческой натуре есть тяга к идеальной гармонии — свидетельством тому являются хотя бы математика, логика, музыка… Так вот и в этом творении соединилось все, — все слилось, и возникла великая, вечная поэзия. Неужели ты не чувствуешь, что в этой грозди соборных глав живет гордая, неувядаемая душа этой степи? Живет ее дума-мечта, дух народа, его эстетический идеал… Нас с тобой не станет, а девятиглавец этот будет стоять, должен стоять!

— Зачем? Растолкуй!

— А зачем я люблю? Зачем ты любишь?

— Ну, что касается меня, то это слишком смелое предположение…

— Мы говорим о соборе. Такой шедевр архитектуры, он принадлежит не мне, не тебе, вернее, не только нам. И не только нации, которая его создала. Он принадлежит всем людям планеты!

— Ого! Пошли-поехали!..