И где-то там Елька неподалеку. Наверное, книжку читает. Отвез ей на днях роман о Сагайдачном. И вчера читала. Заскочил на минутку, а она и разговаривать не в состоянии — глаза полные слез… Чего ты? Оказывается, дочитала до того места, где Настю турецкому паше продают… взвешивают и — на вес чистого золота… Еля эта — просто сокровище, редкостное творение природы. Не столько, правда, творение, сколько материал, но ведь какой! Пусть диковатая, малость и неотесанная, так это еще лучше. Сам сформируешь, еще не поздно. Правда, нелегкой будет эта формовка, тут надобно хорошенько изучить сопротивление материала. Думать о Ельке, представлять ее рядом с собой — одно наслаждение. От земли, от природы вся, аж степью и солнцем от нее пахнет. А эта ее неприступность! Найдем и к неприступным ключ! Ты вот находишься вдалеке от нее, а Катратый там свое делает, готовит почву. Прогрессивный оказался дед, хоть и путался с махновцами когда-то, в доисторическую эру.
Собор ненадолго исчезает за деревьями лесополосы, потом, по мере движения автобуса снова вынырнул. Трасса живет, все мчит туда и сюда, а собор на месте, будто ось, будто шпилька-наконечник над жизнью целого края. Отец твой — Изот Лобода — еще парубком пел в том соборе, голос, говорят, был, как у Паторжинского. Он и теперь после чарки может еще затянуть. Если другие гордятся своими отцами, то ты можешь гордиться вдвойне. В свое время был одним из лучших металлургов, на все Приднепровье имя его гремело, с Макаром Мазаем соревновался. Всю войну на Урале металл давал, с ним там и Володька начинал свою трудовую биографию. Дитя войны — так мог бы о себе сказать. На карточках впроголодь вырос, подростком у станка уже стоял, в мороз пальцы к металлу примерзали… Старшие братья тоже не испортили биографию, не говоря уже об отце.
Вырастал Володька под девизом: человек — самый ценный на свете капитал. А разве ж нет? Разве слава братьев, погибших на фронтах, и отцова слава не прокладывали и тебе дорогу, разве не пожинал и ты славы их капитал? Может, потому и выдвинут? Впрочем, не преуменьшай и собственную роль, не только заслугами родни живешь, — ценят тебя и за твои личные качества. Правда, некоторые из твоих сверстников сумели выше тебя продвинуться, но ведь и ты не забаллотирован жизнью. Не догматик какой-нибудь, еще можешь далеко пойти… Женитьба тебе не повредит, даже Еля своими ласками не утолит в тебе жажду идти по восходящей, брать штурмом Эльбрусы жизни. От кого-то (не от молодого ли Орлянченко) слышал: «Встречу достойную личность — и все: замыкаюсь в приват, иду в интим!» С ним, с Лободой, этого не случится: счастливый брак лишь прибавит энергии!.. Вранье, рано или поздно заметят, оценят… Только больше, больше инициативы! Не давай пощады старосветчине! Больше простора для нововведений, для всяких обрядов современных… На одних викторинах далеко не уедешь, нужен праздник новоселья, купели новорожденным, карнавалы рабочим паркам, чтобы в масках, весело, бурно!.. От лекторского бюро нужно добиться, чтобы лекции в парках стали живее, а то выйдет и бубнит по шпаргалкам о строении вселенной, а перед ним и слушателей-то всего трое пенсионеров на скамьях, да и те носом клюют… Позаботился бы лучше, чтобы сушняк свой народной мудростью пересыпать, пословицами, поговорками… Теперь на это как раз внимание обращают. Володьку считают знатоком народной мудрости. При случае начальство привлекает его втиснуть в доклад сочную пословицу, перцем приперчить, где требуется… Надо будет опять сборники поговорок подчитать, подзапастись, а главное, самому создавать новые, современные изречения, — кому же их и сочинять, если не тебе? К трудящимся внимательней прислушивайся, подхватывай меткое слово у ваших работяг, они умеют — скажет, что завяжет: «Комсомолом начинаем, собесом кончаем»… Не беда, если у кого и позаимствуешь, не грех, — на казаке нету знака, не пойман — не вор!.. Вспомнилось, как однажды, еще в комсомоле, всю конференцию насмешил, выдав им из «Энеиды»: «Зевес тодi лигав сивуху i оселедцем заÏдав!..»[4]