Володька Лобода не очень был напуган неожиданным визитом кумы к нему в кабинет. Однако, когда она обнаружила ту проклятую доску за сейфом, стало хозяину кабинета явно не по себе. К тому же стычка происходила в присутствии товарища сверху, пусть и невысокого чина. Но, в конце концов, все перемелется, кума перебесится, а какая именно доска была за сейфом — это еще попробуй докажи… Не такой уж он простак, чтобы, начиная вести осаду собора, не обеспечить себя надежными тылами. Уверен в успехе, потому что имеет опору. Тот, кого Володька считал своим крестным отцом, кто выдвинул его на руководящую работу, каждый раз терял спокойствие, когда речь заходила о соборе. Ответственный тот товарищ, можно сказать, именно на соборе и погорел: жена его тайно детей покрестила. Как оказалось впоследствии, она и куличи каждый год святила, но куличи — это еще полбеды, а тут — собственных ответственных детей. Скандал! И хоть крестины состоялись совсем не в соборе, а где-то в поселке, подпольно, однако ответственный товарищ гнев свой сосредоточил именно на соборе, воспылал к нему лютой ненавистью. В соборе он видел главного виновника всех неприятностей, связанных с крестинами, собор был виноват, что и строгача схлопотал, и что намечавшаяся карьера затормозилась… Чуть совсем не полетел вниз кувырком. Но, к счастью, удалось удержаться на довольно-таки ответственной ступени. Одним словом, пока этот товарищ там, пока он имеет влияние, Володька Лобода может действовать, еще и не такие удары может наносить по той облупленной кумирне и уверен, что предприимчивость его не будет осуждена, напротив — найдет понимание и поддержку.
Следующий день был выходной, и Лобода еще с утра решил: на Скарбное! Поедет в те райские места, накупается вволю, отдохнет душой, подзакалится, — в здоровом теле — здоровый дух! — и заодно старика своего проведает в обители ветеранов. Нужно ведь уделить старику внимание, да и дело к нему есть, сугубо интимное. Когда отваживаешься на решающий шаг в жизни, тут без родительского совета не обойтись… Издавна в народе повелось, что перед тем, как вступить в брачные узы, должен сын у отца благословения просить, без этого, мол, счастья не будет. А он хочет счастья — счастья и только, черт побери!
Утро хоть напейся, небо чистое, прогноз обещает ясную погоду, — так быстрей же в дорогу! Поедет на этот раз без компании, надо когда-нибудь человеку уединиться, хоть иногда побыть с глазу на глаз с природой, с лирикой души, собраться с мыслями. И не нужно ему сегодня никакого персонального транспорта, отправится так, как есть, по-простецки, персональным трамваем, говорят заводчане. Трамваи, конечно, еще не скоро в плавни пойдут, а вот автобусом — пожалуйста. Не пугает его и очередь на остановке, толкотня при посадке, в таких случаях только не зевай, стань удачно, и масса тебя сама внесет. Культурненько захватываешь место у окна, где ветерком тебя обдувает, и скромно сидишь, как рядовой безымянный пассажир. Почаще бы руководящим работникам вот так ездить вместе с народом, общаться с ним в тесноте, в жарище, где никто тебя не знает, а ты словно бы знаешь всех, — сел невидимкой и изучаешь их настроения, их нужды. Ездить вот так вместе с трудящимися в битком набитом автобусе, подвергать свои ребра испытаниям, имея другую возможность — на это не каждый решится. Растрогавшись от своих мыслей, Лобода дал себе слово, что когда он будет работать даже и в том главном, Высоком доме, где шаги твои гаснут в коврах, а на столе целая батарея телефонов, то и тогда не станет вызывать по утрам машину, а будет на работу ходить пешком, скромно, чтобы не сказали, что зазнался Володька Лобода после того, как взяли в аппарат…