— Изот Иванович, как же вы теперь? Поделитесь опытом жизни в раю…
— А что, живу. Скарбное от браконьеров берегу. Видели табличку при входе в лес:
— Не скучно вам тут, Изот Иванович?
— Чего скучать? Вентери имею, присмотр есть. И кино бесплатное… Запорожцы ведь доживали век в монастырях. В молодости — на коне, в походах, а настанет время, прощается с товариством, три дня гуляет в Киеве на Подоле, а потом до самого Межигорья[9] вприсядку штанами улицу метет. Отгулял, и прощай жизнь земная, прощай суета сует, — отныне он только на небо глядит… Ну, а я на свои дымы заводские…
— Спасибо, что вы Ельку нашу в трудную минуту поддержали, к делу пристроили. Поработает, а там мы ее к себе в цех заберем, пополнит рабочий класс. Со временем еще и на электронную машину сядет!..
Старый металлург вынул люльку, набил табаком, закурил.
— Носит человек в себе такой живчик — желание делать добро… Замечали? Сделаешь кому-нибудь хоть маленькое добро — на душе легко становится, чисто. Говаривали когда-то, — продолжал старик, — что у человека на плече, и на левом, и на правом, сидит невидимый… товарищ Дух, так его назовем. Один подсказывает человеку: делай добро, а другой в другое ухо нашептывает, подбивает на зло… Думаете, сейчас их нет? — Кажется, он усмехнулся. — Носим их и сейчас. У каждого из нас сидит на плече, и на левом, и на правом… К какому только сильнее прислушаешься…
В призрачности ночи, в кружевах теней присутствующим кажется, что и впрямь на плечах старика сидят те невидимые, притаились как птицы ночные, нахохленно.
— Беда только, когда задремлет товарищ Дух… Нельзя ему этого… Хоть в милицейских фуражках, а каждый должен караулить у самого уха. На посту ведь не спят… На посту о серьезном думают. Вот, к примеру, больше сала и мяса будет на душу. Это, конечно, хорошо. Без этого не проживешь. Ну, а когда станет по пуду сала на душу, когда жиром ее зальем, то уж и счастье до краев? И никакой боли душа тогда чувствовать не будет? Боленепроницаемой станет? Кроме сала, ничего и не нужно ей больше, всего достигла? Предел?
Докурил люльку, к старшему Баглаю обратился:
— А как же там, в стране чудес? Какие плавки дают?
— Всюду побывал, всего насмотрелся, а скажу вам: нет лучшей страны, чем правда.
Началось обычно. Вызвали, спрашивают:
— Товарищ Баглай, полетишь?
— Куда?
— В страну чудес…
Еще бы не полететь!
В Москве, пока шли сборы, Мавзолей посетили, в Кремле красотой соборов полюбовались…
Из зимних вещей начальство посоветовало ничего не брать, и мы, хоть на дворе вьюга, явились к самолету в одних костюмчиках, в туфлях легоньких, — ведь летим в страну вечной весны, вечного лета! Мороз аж пищит, ветер до костей пробирает. Но ребятам это лишь повод для шуток… Веселой рысцой взбежали мы по трапу, моторы взревели, — и прощай, земля, прощай, зима белая. На трассе у нас была еще одна посадка, чтобы зиму лучше запомнили. Приземлились — ночь, метель. В самолете оставаться не разрешается, бегите в гостиницу, вон на те огоньки… Побежали, это оказалось далеко, а чуть стали согреваться в помещении — давай назад, летим дальше. Опять марафоном через все летное поле, к своему лайнеру. А тут в самолет еще не пускают, дверца заперта, летчиков нет. Одним словом — приключения.
С нами, украинскими металлургами, летела большая группа нефтяников из Башкирии, с семьями, детьми, у них и детвора налегке — ведь в тропики летят… В ожидании летчиков сбились мы в кучу под крылом самолета, окружили малышей, чтобы от ветра их защитить, дрожа в своих пиджачках и пританцовывая от холода, и, конечно же, на все лады расхваливаем наш родной сервис. В другой раз наверное бы воспаление легких схватили, а тут отделались одними дрожаками, никто даже насморка не нажил — вот что значит быть в полете, держать нервы в кулаке.
Дальше летим уже через Гималаи. Сияние снегов, ослепительность небес, чистота вечности!
Прощайте все: и ты, жена, и вы, дети, и вы, хлопцы с мартена, дорогие мои «мартыны». Прощайте и вы, бюрократы, не скоро с вами теперь встретимся… Летим туда, где вас не будет, где все как на другой планете: только руда в недрах, а все остальное начинай сначала.
Что мы знали об Индии? Страной созерцания считают ее, а для нас она должна стать страной действия, труда, напряжения, первых важнейших плавок…
Ночевка в Дели, с балкона всю ночь одуряюще розы пахнут, утром на улице — оркестры; барабанщики в леопардовых шкурах (был там у них как раз парад по случаю какого-то праздника), тяжелая пехота на боевых слонах… Потом опять дорога и, наконец, тропики. Сладковатый запах цветов тропических, нам незнакомых, цикады стрекочут, голодраная черноокая малышня набрасывается отовсюду:
— Бакшиш! Бакшиш!
Дома у нас еще зима, а тут душно, как в печи. Садишься в автобус, металлического рукой не касайся — обожжет!