Соблазн и закуски

– Ни в коем случае. Если ты будешь выглядеть хреново, я так и скажу. Еще я обязательно скажу, если ты наденешь джинсы, в которых твоя задница будет смотреться толстой, если то, что ты испечешь, будет походить на подметку, или если ты пошутишь, но получится не смешно.

– Вау. Какой ты добрый, – ответила она со смешком.

– Что есть, то есть.

Несколько минут мы просто смотрели друг на друга. Все происходящее казалось мне нереальным. Я не мог поверить в то, что она сидит напротив меня. Я не мог поверить, что она осталась такой же удивительно смешной и красивой. И что у нее есть ребенок, причем от меня.

– Знаешь, ты меня типа как изумляешь, – проговорил я, нарушая молчание.

На щеках у нее проступил румянец. Отвернувшись, она уставилась на салфетку, которую держала в руках и рвала на кусочки.

– Поверь, не такая уж я и классная.

Я недоверчиво покачал головой, потому что она явно себя недооценивала.

– Шутишь? Ты подцепила на студенческой вечеринке полного лузера, забеременела и была вынуждена бросить школу и все свои мечты, но работала как проклятая и растила замечательного маленького мальчика, а теперь открываешь свой собственный бизнес. Если это не изумительно, то тогда я не знаю, что.

Она стала рвать салфетку еще активнее, а я продолжил:

– Ты сильная, красивая, уверенная в себе и держишься так, словно, что все дается тебе чертовски легко. Я так рад, что снова с тобой встретился. И я останусь навеки перед тобой в долгу за то, что ты заботилась о… о нашем сыне. Ты потрясающе с ним справляешься, с такой самоотверженностью, что просто захватывает дух.

Уф. Я-таки произнес это вслух. Мой сын. Гэвин мой сын. Странно, но из-за этого мне вовсе не захотелось броситься на ржавый гвоздь.

И тем не менее она по-прежнему отказывалась смотреть на меня. Я занервничал. Еще мне было жалко салфетку, которая напоминала теперь маленькую кучку снега. Дотянувшись до Клэр, я накрыл ее руки ладонью, чтобы она перестала с нею возиться.

– Эй. Что-то не так? – спросил я.

Наконец она повернулась ко мне лицом, и, не буду врать, я дико перепугался, когда заметил в ее глазах слезы. Со слезами я ладить не умел. Вообще. Если прямо сейчас она попросит меня прыгнуть в огонь, я прыгну, лишь бы не видеть, как она плачет.

– Гэвин – замечательный ребенок. Умный, смешной, идеальный, самый лучший маленький мальчик на свете. С ним бывают свои непростые моменты, но он воспитанный и просто идеальный ребенок. Идеальный! Абсолютно все его обожают, и я счастлива быть его матерью… – Ее голос сошел на нет.

Я знал, что она приукрашивает действительность, и тоже расплакался бы, если б услышал слово «идеальный» хотя бы еще один раз. Но мне была не нужна разбавленная версия. Я хотел знать все, что я пропустил. Хорошее, плохое, злое – абсолютно все. Она нервно постукивала ногой по ступеньке табурета и выглядела так, словно вот-вот взорвется. Клэр была матерью-одиночкой с кучей забот, и я точно знал, что Гэвин – как и любой другой ребенок – был далеко небезупречен. Но она явно хотела, чтобы я считал его таковым. Неужели она боялась, что я передумаю, если узнаю все ужасы родительства? Мне всегда хотелось однажды обзавестись детьми, и этот вопрос был одним из самых проблемных между мной и Ташей. Я отдавал себе отчет, что оно далеко не всегда радужно и умилительно. Что оно может высосать из тебя все силы и заставить усомниться в своей вменяемости.

– Ничего страшного, если тебе хочется на него пожаловаться. Я и представить не могу, насколько тебе пришлось тяжело.

– Я люблю Гэвина, – повторила она твердо.

На ее лице нарисовалась такая паника, что я тихо хмыкнул.

– Никто в этом не сомневается. Но тебе необязательно вести себя так, словно все сто процентов времени ты держишь все под контролем. Поверь, если ты выговоришься, я не стану думать хуже ни о тебе, ни о Гэвине. Я ведь не врал, когда говорил, что хочу узнать все.

Она немного расслабилась. Перестала терзать бедную салфетку и маниакально постукивать ногой. Взгляд ее, однако, остался настороженным. Мне был известен только один способ сделать так, чтобы она успокоилась и открылась. Поднявшись, я перегнулся через барную стойку и нащупал под ней то, что было мне нужно.

Потом сел, взял одну из висевших над баром стопок и наполнил ее водкой «Три оливки» с виноградным вкусом, которую, как мне было известно, Клэр любила больше всего, а затем отодвинул бутылку в сторону.

– Будь честной, – сказал я и поставил перед ней стопку.

Клэр закусила губу и посмотрела вниз, затем снова подняла глаза на меня. Она была точно открытая книга, и перед тем, как она дала себе волю, я разглядел на ее лице все те противоречивые эмоции, которые ее раздирали.

– Я-люблю-Гэвина-до-безумия-но-он-выносит-мне-мозг! – выпалила она на максимальной скорости и сразу захлопнула рот.

– Выпей, – предложил я, кивая на стопку.

Она без колебаний взяла стаканчик, залпом его опрокинула и со стуком поставила обратно на стойку.

– Продолжай, – сказал я ей, наклоняясь поближе и подливая в стопку еще водки.