Собиратель лиц

— Да. Я и ещё один психолог-реабилитолог. Пациент посещал терапию у меня, но полтора года назад перестал. Помнишь парня, который влюбился в меня и начал преследовать в интернете? Сталкера?

Элоиза кивнула.

— Это его убили?

— Да. Он тогда был на грани одержимости, крайне неприятно. Поэтому я уговорила коллегу взять его, пока проблема не приобрела ещё бо́льшие масштабы.

— Я помню, — сказала Элоиза. — Но не припомню, чтобы ты его по-настоящему боялась.

— Нет, не боялась, но… Он неприятный тип.

— В чём это выражается?

— Да во всём! Большинство солдат, которые ходят ко мне на терапию, пережили много ужасов на заданиях, и им нужно переосмыслить этот травматический опыт. Нередко мы прорабатываем потерю сослуживцев. Они видели, как друзья подрывались на минах, и им самим приходилось собирать окровавленные останки, чтобы родителям дома было что похоронить. Жуть! — Герда устало потёрла глаза. — Это обязательно требует проработки с психологом. Но их мысли занимает не только это: они переживают, что убивали сами. В некоторых ситуациях убийство врага не производит на них особого впечатления, и…

— Например, в каких?

— Например, когда член ИГИЛ или талиб стреляет по нашим военнослужащим, то срабатывает инстинкт to kill or to be killed[51]. После таких событий парни не лишаются сна. Но когда гибнет мирное население, особенно дети, многие впоследствии сильно мучаются.

— А твой пациент? Он страдал подобным?

— Нет. Именно это и было так неприятно. Он почти гордился собранными скальпами. Я знаю, например, что в Афганистане он расстрелял целую семью на зачистке дома в деревне. Дети, дяди-тёти, бабушки-дедушки — всех перебил. В «ОБУ» это прошло как «легитимное уничтожение врага», но во время терапии он признался, что они не были вооружены.

— Что такое «ОБУ»?

— Сокращение от «оценка боевого ущерба». Солдаты протоколируют, кого и скольких они убили и при каких обстоятельствах это произошло. Данный эпизод зарегистрирован как соответствующий правилам, но в реальности он заставил членов семьи выстроиться в шеренгу и… — Она изобразила руками автомат и нажала на воображаемый курок. — И он ещё, боже праведный, улыбался, когда об этом рассказывал.

Элоиза недоверчиво прищурилась:

— Он и вправду сидел и живописал тебе всё это?

— Нет, именно этот эпизод он описывал не мне, но я знаю об этом от коллеги.

Элоиза заколебалась было, но не смогла сменить тему:

— А кто взял его в работу после тебя?

— Коллега, — уклончиво повторила Герда и глотнула вина, — один из реабилитационных психологов в казармах.

У Элоизы не осталось сомнений, о ком говорила Герда.

— И теперь он мёртв? — спросила она. — Этот пациент?

Герда кивнула.

Элоиза пожала плечами:

— Вот так работает карма. Ты уже рассказала об этом полиции?

— О чём?

— Что твой пациент перебил толпу мирных жителей в Афганистане.

Герда покачала головой:

— За коммуникацию с полицией ответственны Вооружённые силы. Я принимала участие только во внутреннем совещании в казармах. К тому же, как я уже говорила, эту историю он рассказывал не мне.

— Да, твоему коллеге, — съязвила Элоиза и прикусила губу. — А почему он вообще делится с тобой подобным? Разве смысл терапии не в том, чтобы всё сказанное в кабинете оставалось между терапевтом и пациентом?

Герда долго смотрела на Элоизу в упор, не произнося ни слова.

— Потому что он доверяет мне, — сказала она наконец. — Так же, как я доверяю тебе.

— Хмм. — Элоиза только тогда обнаружила, что положила руку себе на живот, когда инстинктивно её убрала. — Мне тем не менее кажется, что тебе следует рассказать полиции всё, что ты знаешь.

Герда наклонилась вперёд на стуле, явно давая понять, что разговор окончен.

— Лулу, — позвала она. — Уже поздно, дорогая, нам пора домой.

Упрямство Герды наводило на мысли о дверях амбара и о лесе в Рёрвиге, и Элоиза твёрдо решила обо всём рассказать Шеферу. Если шестое чувство её не подводило, нельзя было продолжать скрываться от него.

Они поднялись из-за стола, когда Лулу вошла в гостиную.

— Можно, я возьму с собой остатки конфет?

— Разумеется! — сказала Элоиза и крепко её обняла.

— Ага, тебе купили конфет? — Герда сняла дутую куртку Лулу с крючка в коридоре и подняла её ранец с пола.

— Да, мне можно было набрать на тридцать крон.

— Как тебе повезло. Спасибо сказала?

Лулу кивнула и надела куртку.

— А ещё Элоиза прямо взбесилась, когда увидела яблочника в «Фётексе».

— Взбесилась? — удивилась Герда. — Почему?

— Да не взбесилась я, — запротестовала Элоиза.

— Она сказала, что он может валить подальше со своими гадкими яблоками! — засмеялась Лулу.

Герда снисходительно посмотрела на Элоизу. Та протестующе подняла указательный палец в воздух:

— И я не так сказала.

— Ты так подумала, — сказала Лулу.

Герда промолчала. Просто кивнула и обняла Элоизу.

— Спасибо, что выручила.

— Обращайся!

Элоизе было слышно, как Лулу и Герда смеются, спускаясь вниз по лестнице. Она закрыла за ними дверь и, заперев её, обернулась.

Мартин уже сидел за кухонным столом и смотрел на неё. Он был похож на кота, который только что полакомился канарейкой.

— В чём дело? — улыбнулась Элоиза.