Собери себе рай

А я бы сказал, что это наш индивидуализм. Чехи ужасные индивидуалисты. В отличие, к примеру, от поляков, которые существа стадные, которые являются рабами обычаев и традиций. Из состояния рабства поляка не выкупить ни за какие деньги. Потому что он сам того не желает. Помимо того, в Польше я отметил серьезный конформизм. Быть может, они бы и не устраивали всех этих похорон, быть может, посидели бы сам, в тишине, так нет же, а не то что скажут люди. Там все делается под людей, а мы делаем ради себя. Я даже знаю поляков, которые сами неверующие, но в церковь ходят. Вот вы сами, тоже такой: неверующий, но церковь посещаете? Так те мои знакомые поляки даже причастие принимают, хотя в Бога не верят ни капельки. Атеисты, которые крестят детей – у меня такое в голове не умещается. А эта знакомая полька мне и говорит: "А что нам делать? Как родственникам на глаза показаться? Окрестили исключительно ради спокойствия". Это же совершенно так, как у нас при коммунистах. В партию входил всего миллион человек, настоящих коммунистов, думаю, было еще меньше, но на 1 мая ходили все, потому что боялись не пойти. Так оно и с поляками, они боятся не пойти в храм. Что же касается чехов, то здесь я вижу любопытное проявление нашей находчивости: каждый может для себя придумать обряд прощания со своим покойником. А если ничего придумывать не желает, предпочитая традиции – так это тоже его собственная воля.

Тридцать два года я была медсестрой, и так бы и работала, но ноги мои меня уже не держат. Вот я наблюдала за тяжелобольными в нашем отделении. Вот вы скажите, ну почему эти верующие так боятся смерти? Ведь он отправился к Богу, он уже гарантировал себе вечную жизнь. Если бы я была религиозной, то радовалась бы каждому очередному дню рождения, поскольку те приближают меня к вечной жизни.

К сожалению, я не знаю таких, которые бы радовались тому, что стареют. Не знаю и семейств, которые бы радовались, что их покойник уже навечно оказался на небе. В религиозных признаниях слишком много лицемерия.

Сама я против похорон с старом стиле. Приезжают родичи, которых покойник не видел лет двадцать пять. В часовню, с телом? Зачем? Оно ж только цирк из всего получается. Все делают вид, каким он был замечательным, а сами присматриваются, приехала ли тетка в старом пальто или в новом. Лучше всего было бы отправиться туда, где покойник лучше всего себя чувствовал: в пивную, в сад, в его комнату и там его вспомнить, среди тех, которые любили его по-настоящему. Выпить за него стаканчик вина, попеть песни. Со смертью ничего не поделаешь, так что пускай те, кто остался, этим не печалятся, пускай расстанутся с этим человеком радостно. Вот так мне бы понравилось, и, будучи женщиной после шестидесяти, я и сама желала бы иметь подобное завершение жизни.

Но тут следует признать, что в Чехии все чаще и чаще даже такому нет места, я хочу сказать – вообще нет никакого прощания. Нет ничего.

Траур?

Это, в основном, в себе, не наружу. Знакомая, когда у нее умер муж, а ему и сорока еще не исполнилось, только пять дней выдержала в черном, на остановках люди глядели на нее как на ненормальную. У них появляются мысли: во что эта женщина играет, что она хочет доказать, кого представляет?

Траур был признан вещью чисто приватной, люди даже старались, чтобы окружающие не фокусировали на нем своего внимания. Книжка Вадемекум хорошего поведения 1968 года посвящает смерти в семействе всего один абзац, в котором читаем: Не следует траур демонстрировать, это вопрос интимный. Уже не действуют давние принципы ношения траурной черной одежды или вуали. Тексты некрологов, как правило, конкретны; визиты с выражениями соболезнования следует пропускать.

Сам факт похорон еще считается очевидным, но явно появляется желание исключения похорон как общественного явления.

Я называю это республикой отрицания. Удаления с глаз подверженного стрессу гражданина всего, что только ассоциируется с уходом, со старостью, со смертью.

До 1990 года обычая похорон без траурного обряда не существовало. Это все, простите, свобода.

Плюс годы коммуны. Плюс отсутствие религии.

Чаще всего говорят так: мама похорон не желала. Но вы же знаете, как оно на самом деле; мама, может, и говорила: не морочьте со мной голову, я уже старая баба, ничего мне не надо, так зачем вам устраивать какие-то там похороны. Только тут не нужно быть хорошим психологом, чтобы видеть: она говорит так только лишь затем, чтобы с ней не соглашались. А дети хватаются за ее слова, как тонущий за веревку, и после ее смерти на этом и выезжают. Берут деньги, собранные ею себе на похороны, и покупают себе плазму.