Собачий царь

– А соседи, пройдохи неучёные, люди серые, бесталанные, кое-как сумели из тесной сказочки вырваться, по широкой дороге поехали. Своя сказочка им давно разонравилась. Слышать больше про неё не хотели. «Надоела, – вопили, – рухлядь старая, от неё в спине одна усталость, не хотим трястись над развалиной, нам такое барахло ни к чему». В одночасье забыли, шалые, как с трудом эта сказочка строилась. Не по маслу продвигалась – нехотя, подтолкнёшь что есть мочи, ехала. А устанешь подгонять-маяться, тут же вязла по днище в грязи… И вдруг поблёкла в одночасье эта сказочка. Как от сглаза стала непригожая. Нос воротит мужик удручённый. Хнычет на крик баба упрямая: «…посерела, подурнела, скурвилась… ворот замусолен, нету пуговиц… набок неприглядно перекошена… на плече дыра и на спине…»

Ай, как жаждут они наряднее сказочку! Можно и не новую, но пёструю, как у той смазливой в телевизоре или у соседского сынка. А поди от старой отделайся: к телу приросла, окаянная, ни сорвать её, ни вытравить, ни мочалом жёстким оттереть.

Но нашли соседи средство проверенное, чтоб от доли злой отвертеться. Обитает в Москве большой обаяльщик, Брехун Лай Лаич, знаменитый во все концы света Собачий царь. А живёт он будто бы скромненько, кому попало глаза не мозолит, коротает ночи в подвале на Лихоборских Буграх, день-деньской мелькает на шумных улицах. За людьми Собачий царь не охотится, а его самого призывают, умоляют прийти и помочь неумехи, что с судьбой не согласны, шалопаи, что в себе оступились.

– Ничего напрямую не говорит Лай Лаич. Расплывчато рассуждает, медленно изрекает, всё больше в обход чудит. Что у него ни спроси, никогда не кинет на ветер словцо-пёрышко, смешинку-намёк или фантик-совет. Обязательно в бумажку камень спрячет, к пёрышку дробинку приладит, в кальку гирю завернёт, чтобы потяжелей сделалось словцо, чтобы было оно увесистым и мясистым, не изнанку и лицо, а тридцать три стороны обрело и карман оттянуло. Как бы нечаянно подкинет такое словцо на ветер, а ум-то его потом расхлёбывает, пробует на ощупь, проверяет на вес и беспокоится – легко-то уже не получится жить. Такая уж у Брехуна привычка: словами головы засорять, участь менять, старые сказочки из разинь выпалывать, новыми легковёрных отуманивать. Простофиль с прямой тропинки в дебри собачьего царства Брехун уводит. А иных с самого дна вытаскивает, из болота гнилого вытягивает, из тайги да бурелома на широкую дорогу выпроваживает. Тут уж как кому посчастливится.