«А вдруг опять обманут ожидания: вместо сказки свинья приключится? Кинешься в сердцах к себе в объятия – и в объятиях дурака пропадёшь. А если там внутри пропащий бездарь дожидается своей минуты, чтоб за руль покрепче ухватиться и нестись без дороги под откос? Или сволочь под замком притаилась, терпеливо сносит заточение, а как вырвется из тесной каморки, пойдёт без разбору всё крушить? Потеряешь жену и работу. Дочка знаться с непутёвым расхочет. За год сбереженья растратишь – и придётся что? Как все – воровать? Надо ли в себе разбираться, кладовые, подвалы тревожить? Что по полочкам в порядке лежало, с мест укромных в нетерпенье сдвигать. Вдруг в заветном тайнике пьянь хранится? Сидит, непутёвая, согнувшись, – а как выведешь её на волю, доведёт до сумы и тюрьмы. Откопаешь себя из завала и потом триста раз пожалеешь, что с таким охламоном связался, в жизнь такого дурня хозяйничать отпустил…»
Побледнел мужик, заикнулся, среди ровного места запнулся, встал столбом посерёдке дороги, будто своенравный баран. На прохожих глядит угрюмо, словно до копейки обобран, словно задолжали ему люди, а расплачиваться не хотят. Заблудился мужик, не знает, как из дебрей дремучих выбираться. Жить по-прежнему не может, уморился. Жить по-новому боится, аж дрожит. Улица вокруг чужая. Невысокие кривые заборы. Недостроенные домишки. Да бездомные псы на ветру. У кого бы испросить поддержки, чтоб из переплёта вывел? На чьё бы плечо опереться, чтоб былые силы вернуть? Говорят, живет в Москве Лай Лаич, он хорошим людям подсобляет, из любого заблуждения выводит и советы ценные даёт…
Диво ли: вопль дрожит рано утром над крышами, вой летит по небу поздним вечером. Это кличут Брехуна бездари, мужики, в чьих руках и лом рассыплется. Это тётки завидущие, глазастые, это девки, обделённые изюминой, не смыкая глаз, всю ночь терзаются, к помощи Лай Лаича взывая. И бездельники, и люди занятые иногда, проснувшись среди ночи, на балконах босые курят, у Лай Лаича поддержки клянчат, от Собачьего царя совета ждут.