«Наизусть знает Лай Лаич кручину каждого. Нет нужды ничего растолковывать, так что времени зря не трать. Раз явился к тебе на зов Собачий царь, от других срочных дел оторвавшись, значит, подоспело твоей загвоздки решение, чем-нибудь готов подсобить. Ну, считай, не зря, во сне ворочаясь, вздохи тяжкие в подушку ты выдавливал, уголок простынки кусая. И не вхолостую слёзы горькие в омуте пива топил, в небо дымное обиженно всхлипывал, пачку в день изводя. Уловил твой зов Лай Лаич Брехун. Знает, что, в чужое окно заглядевшись, вдруг истаял ты в своих глазах, обмелела твоя биография, исхудала бесславная куцая жизнь. «Кто же долю мне такую нескладную, тесную да несладкую выделил? Отмерял, окаянный, скупой рукой. Всё боялся, как бы лишнего не обломилось. Чтобы не накушался вдоволь простой мужик, чтоб малинка ему в рот не попала, не закатилась за щёку мармеладина, сливки взбитые ум не взбодрили» – вот такие мысли колючие твою душу до крови царапали. Размечтался ты о доле получше, за чужим окошком себя представляя, поседел, посерел, отощал – всё курил на крыльце по ночам.
Из чужого окошка льётся ласковый мягкий свет. Там просторная натопленная комната, на стене часы с кукушкой тикают, под столом свернувшись, кошка спит. Как усядешься на чужой диван да укутаешь ноги в пушистый плед, расцветает в душе настроение, сердце мятое расправляется. Ох, и нехотя потом возвращаешься в тесные каморы нетопленые, где мигает сирая дура-лампочка, скулит под ногами неметёный пол и хромые табуретки шатаются. Тесновато в своем вагончике, неуютно спать на узкой полочке, если хоть минуту, размечтавшись, побывал в уюте за чужим окном.