Немотствуют бабы, будто только тем встречается Собачий царь, кто понарошку живёт, кто в себе каждый шаг спотыкается, вопросов много судьбе загадывает да по сторонам ненасытно глядит. Все, кто с нелёгкой ноги ступают и в чужие окошки пялятся, у Лай Лаича Брехуна на примете. К нерадивым жильцам белого света объявляется он из царства собачьего. Только кликнут его в отчаянии, призовут, безнадёгой утомлённые, тут как тут возникает Брехун на шумной улице, чинно просителю навстречу идёт.
Облачён Собачий царь во что горазд: не сверкает ярлыками громкими, не украшен золотыми кольцами, за модами московскими он не гонится. Наряжается Лай Лаич с чужого плеча: в пиджачишко куцый да обношенный, в стоптанные жёваные чоботы. Жинсы, в хвост и в гриву поистёртые, изо всех портов признает. Не всегда узнают просители в забулдыге патлатом Лай Лаича. А ведь из толпы он выбивается повадками, стать имеет не холопскую, но царскую. Он плывёт задумчивой походкой, по-хозяйски эдак подбоченившись, в окружении трёх бездомных псов. Будто бойкая уклейка в тихом омуте, под его усищами колючими водится лукавая ухмылочка. А в глазах ещё та хитреца обитает. И глядит он исподлобья, наблюдательно.
Не сказать, чтоб удался Брехун ростом-выправкой. Да и мордой он не больно выдался. Бородёнку куцую имеет, на щеках не щетина – наждак, патлы серые в хвост заколоты, нос – картошина со средний кулак. Отчего же девки, на Лаича глядя, онемев, глазёнки опускают? Барыньки болтливые – запинаются, разодетые бабёнки – спотыкаются, тётки статные, сочные, смутившись, с шеи пот платочком утирают? И не спрашивай, промолчат. А чего скрывать, проник Брехун в наши тайные чаяния. С лёту бабий ум разгадал. Потому что редкая барынька на чужой самовар не позарится, на чужих санях не прокатится и запретную грушу не скушает. Смотрит всякая баба в сторону да в чужие окошки заглядывает.