Только сначала нужно написать еще вот о чем. Инструкция по правильному старению, вероятно, получится разной для мужчины и для женщины. Потому что страхи, сформированные воспитанием, различиями в физиологии, социальной повесткой, — страхи, которые управляли нами в жизни, отличаются. Мужчину приучают бояться слабости и неудачничества — а старость безусловно отнимает силы и снимает тебя с гонки за жизненным успехом. Женщину приучают держаться за молодость, внешнюю привлекательность — а старость наносит в эту болезненную точку безжалостный удар.
Я не писатель, который умеет вообразить себя совсем другим человеком, любого возраста, пола и состояния, поэтому не буду даже пытаться составить инструкцию для стареющей женщины.
Предположу однако, что разница между нами меньше, чем может показаться. По мере затухания гормональной и общественной активности у человека постепенно ослабевает его половая идентичность. Из мужчины или женщины ты становишься
Что ж, по порядку.
Конечно, перечень получится длинный, но не буду тратить время на мелочи вроде утраченной способности взбегать по лестнице или игры в бадминтон, которую мы с Тиной очень любили и которую мне запретили после инфаркта. Остановлюсь на двух утратах, которые явились самыми чувствительными и болезненными, способными вогнать в депрессию.
Во-первых, я не могу больше участвовать в операциях, то есть полноценно работать. В течение нескольких десятилетий эта деятельность составляла главный смысл моей жизни. При вопросе «кто я?» ответ был очевиден: «я — анестезиолог». Это был повод для самоуважения, ощущения своей значимости и полезности, даже незаменимости, поскольку Клобукова приглашали участвовать в самых сложных операциях, с которыми, считалось, другой анестезиолог не справится.
И вот я оказался не у дел. Я просто начальник анестезиологического центра. Эти обязанности могут выполнять и другие, да не хуже меня.
В период постинфарктной конвалесценции и реабилитации я очень этим мучился — как мучился бы оперный певец, потерявший голос, или футболист, оставшийся без ноги.
Но оказалось, что можно найти новый смысл жизни вместо утраченного.
Началось с того, что я вдруг понял: у меня освободился мозг. Операционный анестезиолог — рабочая лошадка, постоянно занятая практикой: конкретным пациентом, конкретной клинической ситуацией. У меня никогда не было возможности всерьез погрузиться в исследовательскую работу. А теперь она появилась и очень меня увлекает. Моя разработка криоанестезионного аппарата может произвести переворот во всей оперативной хирургии. Если раньше я помогал двумстам пациентам в год, то теперь смогу помочь сотням тысяч!
Не буду углубляться в подробности, они для трактата несущественны. Главное, что это правило универсально: всегда можно найти новый смысл твоего существования — лишь бы было желание жить не вегетативно, а осмысленно. И, как в моем случае, новый смысл экзистенции в старости может оказаться выше, чем раньше.
Про вторую потерю мне писать трудно, поскольку тема весьма интимна, а пережить этот удар было еще труднее. Я имею в виду невозможность физической любви. После инфаркта эта сюжетная линия в книге моей жизни завершилась. Ощущение поначалу было почти паническое. Я вроде как перестал быть мужчиной, а ведь у меня жена, молодая женщина.
Когда мы начинали встречаться с Тиной, я, пятидесятивосьмилетний дурак, был уверен, что я уже стар и что моя физиологическая активность осталась в далеком прошлом. В иллюзии касательно собственной сексуальности пребывала и Тина, но ей-то это простительно, она по молодости лет мало знала и жизнь, и самое себя. Мы намеревались жить «белым браком», яко голубь с голубицей. Но любовь порождает нежность, нежность требует касаний. Когда люди любят, им хочется трогать, гладить, обнимать друг друга. В общем, наш платонизм не продержался и недели.