– Спокойно. – Кто-то дернул его за рукав. – Поехали лучше, видишь, тут тоже эти.
Навстречу нам вышли две невероятно красивые девочки – видимо, это они возились в кювете, подружка помогала подружке: глаза как черные маслины, малиновые губы блестят в масляных всполохах луны, одна утирает рот тыльной стороной запястья и смущенно улыбается, показывая крупные костяные зубы. А. отпустил мою руку и, пошатываясь, медленно пошел к подросткам.
– Вы учились вместе, да? – прокричал он. – На одном потоке, да?
– Учились! – закивала одна из девчонок. – В киношколе учились. Сейчас вот снимаем! На природе! С натуры! Без камеры! Это модно теперь – без камеры снимать!
Тот парень, что постоянно дергал другого за рукав, сел за руль и выключил музыку. Длинный визгливый смешок второй девочки, которая все это время пыталась перекричать цикадный стрекот накативших, как волна, высоких частот, вдруг дозвучал в стеклянной тиши, оказавшись хриплым и неуместным – словно раненая утка крякнула, еще не понимая, что подбили насмерть.
Машина завелась, подростки неожиданно резво в нее запрыгнули и уехали. Бутылки с глухим шумом упали в усыпанную сосновыми иголками колею, спугнув моего ежа.
А. прошел несколько шагов вслед машине по звенящей лунной темноте – потом развернулся и развел руками.
– Красивые такие дети, – сказала я. – Уехали так быстро.
– Красивые, – согласился он.
– Ничего такого, – сказала я. – Просто подростки тусовались.
– Да, – кивнул А. (я распознала кивание по интонации, потому что в этот момент зажмурилась). – Красивые подростки такие.
Красивые дети – опасно и страшно.
Детей не копируют. Детей не бывает.
А. взял меня за руку по-настоящему, и мы пошли прочь с места того, что так и не стало преступлением.
– Происходит что-то очень странное, – только и смог сказать А. – А мы закрываем на это глаза. Потому что слишком замкнуты на себе.
И это правда: я думала только про своего ежа. Как он там, не сильно ли испугался.
12. Что она мне скажет / God is memory
В одну из этих секретных ночных прогулок (мужу я говорила, что хожу в Комитет восстания готовиться к симпозиуму по подселениям в табло и собаку – чем еще себя развлекать, когда нас отключили! Чем он себя развлекал – я старалась не думать) я рассказала А. про нейробабку, вяжущую своим кошачьим братьям ночные шерстяные свитерки. Я умолчала разве что о том, о чем он и так знал: котики мне были нужны в качестве интуитивной взятки, пока я надеялась, что меня подсадят во что-нибудь менее травматичное, чем табло, и более функциональное, чем собака, и я пойму, за что меня убили (почему я все время оговариваюсь – разве убивают за что-то?). Мне пришлось подать историю так, будто я тоже стала испытывать интерес к феномену нейрозомби и потому хочу изучать бабку, порожденную коллективной памятью котиков.
– Но ты никому не рассказывай, – зачем-то попросила я, хотя знала, что он уже обсуждал это с Комитетом восстания и, кажется, со мной в баре тоже. – Про это знаем только мы с мужем. Мы давно выслеживаем эту компанию. Они живут все вместе. Коты склонны к побегу – таскаются по лесопарку, ловят полевок; тогда бабка становится неполная, страдает. Именно в эти уязвимые моменты можно накрыть сразу всю банду.
– Я должен тебе что-то сказать, – ответил А. – Точнее, рассказать. Но ты тоже никому об этом не рассказывай. Потому что из всего этого легко сделать неправильные выводы – а какие выводы правильные и законно ли их делать, я не знаю. И никто, наверное, пока не знает. Но происходит что-то действительно очень странное.
В темноте леса тоненько горлышком пела ворона. Гулко стонала сова. Вибрировала почвой выпь. Все было болезненно настоящим – как будто в прошлой, несостоявшейся жизни (но ведь нам, мертвым, совершенно наплевать на несостоявшееся и неслучившееся – зачем я вообще об этом упоминаю?) мы с А. запросто могли гулять, держась за руки, среди влажных осенних болот – но по какой-то неясной причине не гуляли никогда, и наши теплые шероховатые биопальцы так никогда и не соприкоснулись. Соприкоснулись лишь памяти. Когда я смотрю на свои кончики пальцев и вижу отпечатки – те ли это, что были со мной в реальности? Отпечатались ли они в моем подсознании? И если да – получается, что подсознание копируется? Мы отключены – биометрию не сверишь.
Оказывается, пока мы не общались, А. виделся с женой. Точнее, с похищенным дубликатом жены. Действительно, если подобное случилось со мной, почему бы такому не случиться с ним – его жена тоже копировалась, и ее тоже похитили и активировали в числе прочих дубликатов. А. выяснил это не сразу. А я – тем более.