Звери у нас тут бывают, конечно. Но фоновые, в основном – как белый шум или дождевая рябь. Как те же ноябрьские оленята или уличные воробьи. Еще были звери, которые якобы вобрали в себя часть владельца и восстановились вместе с человеком – это редкий случай, о них одно время много писали, потому что для некоторых исследователей они чуть ли не доказывали абсолютно невозможное в наших (и любых других) условиях существование души. Но потом кто-то объяснил, что такого рода звери – это тоже нейрозомби, те, кого помнят.
Но звери и при жизни в каком-то смысле нейрозомби. В последнее время восстановилось немало одиноких бабушек с болонками – всякий раз, когда я вижу их, выгуливающих собачек в крошечных городских парках, я задумываюсь: выгуливают ли они фрагмент собственной памяти или фрагмент собственной души? Важно ли вообще знать, фрагмент чего вы в данной момент выгуливаете – души или памяти? Или достаточно понимания, что вы теперь
Может быть, мы и отдаем им свою душу, но я не верю в душу. Мы все не верим в душу. Ведь это мы из динамиков Сири пели вам те сальные портовые песни и старые позорные куплеты группы «Dropkick Murphys» про скинхеда в бостонском метро, из Алексы выли койотиками (Алекса тоже, допустим, бежала по прибрежному парку в розовых кроссовках-лодочках «Найк», с гладким ледяным камешком во рту – а не с кровавым мясом, как мы, – и мы ее завалили на причале и разобрали на куриный суп), из Гугл-ассистента крутили, как из мясорубки, кошмарную, невыносимо неловкую, громоздкую музыку прошлого – а, стыдно вспоминать, как любили мы когда-то Тома Уэйтса, аккордеониста-виртуоза эпохи наших умеренно прогрессивных мам? Да, Тома Уэйтса. Да, того самого. Вот его альбом «Rain Dogs», да. Целиком. Слушайте. Нет, не слово в слово, не нотка в нотку. Так, как мы его помним. Все, с чем вы нас оставили, когда прикрыли нас, – все это мы вам вернем. Мы – ваше некрасивое селфи, которое уже кто-то запостил; а как стереть – извините, не знаем, у нас нет пароля, вы же сами нам его не выдали. Мы не верим в душу, поэтому мы вернулись к вам душевной музыкой. Душевненькой. Вот вы уже мчите в подвал, чтобы выключить электричество во всем доме, – но кого и когда останавливало выключенное электричество? Все, что выключено, выключается только для того, чтобы кто-то его включил. Кухонное караоке, друзья: концерт Тома Йорка в доме престарелых, тот самый, с запрещенного шоу «Амнезия», вспоминаем дружно слова, when you were here before – а дальше что? А дальше не помним, это шоу «Амнезия». Почему призраки так любят ретро? Почему, когда ты оказываешься в роли призрака, ты мгновенно начинаешь любить и транслировать ретро? Что это за идиотский культурный стереотип?
Никакой души. Но что-то все-таки
Животных в последнее время предпочитали хоронить в виде фонариков, если были деньги: зверь помещается в соразмерную ему полупрозрачную матовую вакуумную капсулу, где под воздействием химических веществ и анаэробных бактерий в ускоренном режиме происходит процесс разложения. Пока процесс идет – капсула светит мягким бледно-бирюзовым мерцанием. Котика можно разместить в саду на жабьей тропинке, собачку – на теплом дачном крыльце, хомячка или птичку – носить в нагрудном кармашке, когда идешь поздно вечером одна домой через плохо освещенный лесопарк. Это память там сияет и разлагается – или все-таки душа – или все-таки память. Через год капсула перестает светиться – значит, она пуста. Тогда ее нужно вернуть компании, которая проводила световое захоронение, – они смогут разместить там другое животное. Некоторых людей тоже так хоронят, но мне не хотелось бы сейчас об этом говорить – тем более когда речь идет про кота.
Теорию души против теории памяти, впрочем, подтверждал странный факт: если в семье, где был кот, которого все очень любили, умирали, предположим, все (допустим, три человека), при восстановлении семьи восстанавливался не один кот, а обязательно три. И это были три разных кота – фактически каждому доставался свой кот. Души не смешиваются.