Смерти.net

Чья-то посторонняя память: падающие ветки (кому-то пришлось нелегко в этом парке? что он вообще тут забыл? и почему он это все не забыл?), подозрительно четкие россыпи звезд с угадывающимися созвездиями (я плоха в астрономии – вероятно, в лесопарк, привлеченный отключенным электричеством, наведывался какой-нибудь мертвый или танатофобный – мы теперь должны делать политкорректные оговорочки, не всякий наш сосед мертв в своей реальной жизни! – любитель с раскладным телескопом размером с ноябрьского олененка), собственно ноябрьский олененок с млечным сияющим хвостом, который он вздымает, будто знамя (любитель природы, очевидно, сошедший с ума, – разве в городском лесопарке может быть олененок? Но сошедших с ума не копируют – может быть, кто-то просто приврал про этот парк, рассказывая о нем кому-то и разместив в нем для красного словца белохвостого олененка? Стоит в таком случае отдать ему должное – чтобы правдоподобно соврать, этот человек привлек на помощь все свои пусть и немногочисленные, но явно впечатлившие его встречи с оленятами: малыш врезался в мою память намертво, промчав через поле жирной полосой пролитого молока, как поезд-призрак), остатки костра – что ж, кто-то здесь всего лишь жег костер, и все на этом. Вряд ли он вернется, но почему-то костер помнит – я поднимаю уголек и держу его в руке, пока рука не замерзает, а уголек не теплеет. Было бы неплохо, если бы он начал тлеть и переливаться внутренней краснотой, – но я что-то не припомню, чтобы я такое могла.

Мы умеем совершать только те чудеса, которые уже совершали. Приумножение чудес невозможно: жизнь закончилась. После смерти чудес не бывает.

Я никого не встречу у костра, сколько бы раз ни проходила мимо. Я не боюсь плохой освещенности. Я не боюсь падающих веток. Я боюсь находиться с мужем вдвоем, потому что он меня убил. Мне его жалко, как всегда бывает жалко человека, который убил, но я его боюсь. Точнее, боюсь разговоров с ним. Поэтому я стараюсь пореже бывать дома. Вместо этого исследую границы реальности: после того как мне (нам всем) стало не с кем переписываться, наша реальность – в том числе и по этой причине – стала намного более осязаемой и разнообразной (потому что мы украли себе с десяток миллионов компаньонов – к счастью, не больше; важно, чтобы они числом не превысили нас, ведь это опасно, нас должно быть больше, нас должно быть больше). Да, обновленный детальный мир оказался довольно печальным местом – но не намного печальнее реального. С другой стороны, похищенные не были рады своей активации – они всё пытались выкатить нам претензии по поводу своих прав, но что мы могли сделать для восстановления гуманности? Деактивировать их? Им бы этого не хотелось, ведь они уверены, что это они и есть. Классическое «мы не просили нас рожать» – да, мы поступили неэтично, но поступали ли этично они сами, соглашаясь на создание своего дубликата, который будет ощущать себя живым полноценным болящим человеком в этом непременном, обязательном небытии? Ты в любом случае умрешь, так что непрошеное рождение в нашем сумрачном музейном лесу – просто вопрос времени. Ты попал на вечеринку чуть раньше, осваивайся, пойдем, покажу, где здесь бар.