– Ничего, – ответила я. – Я пришла в палатку, легла между двумя мальчиками, с каждым из которых я встречалась тайком от другого, и заснула. Проснулась из-за того, что один из них напустил мне в спальник мелких черных жучков с клешнями на заднице, потому что во сне я обняла другого и назвала его каким-то третьим именем. Другой это, кстати, услышал. Поэтому мы все втроем друг с другом не разговаривали до самого конца фестиваля. И дальше тоже ничего интересного не было. Чем-то отравилась в автобусе домой – сливами, что ли. Не знаю, почему я это вспомнила.
Лина все переспрашивала: были ли у меня в жизни еще какие-то удивительные совпадения, откровения, зияния судьбы сквозь провалы в биографии. Но я ничего не сумела вспомнить: в том, что было у меня мозгом вместо мозга, будто бы расформировали отдел апофеники и всех отправили по домам. У мамы постоянно случалось что-то похожее на кластеры значимых совпадений, но рассказать Лине об этом я почему-то не смогла, вспомнив только еще одну историю из совсем уже давнего детства.
Очень давно, в старших классах, я носила на шее медальон-значок хиппи – в то время это было модно. Однажды мы с моим мальчиком пошли гулять и целоваться в Серебряные Болота на окраине – это там, где из холма растет заброшенный трактор, а на деревьях набухают сияющие шары из слез, стекла и паутины, – и как-то так вышло, что цепочка у моего значка порвалась, и он потерялся, сгинул в апрельских талых кочках. Я прорыдала целые сутки – и мальчик, который был не в силах терпеть мои слезы, сделал из десятка магнитиков для холодильника и дедушкиной палочки портативный металлоискатель и отправился с ним на болото следующим же утром, на рассвете, в семь, чтобы успеть найти значок до школы. Я не оценила его бессмысленный героизм, но когда я пришла в школу за десять минут до урока, он уже сидел за моей партой, весь грязный как черт, и я сразу поняла, что он его нашел, потому что мы с ним не учились в одной школе: должна была быть веская причина, чтобы притащиться через весь город в наш маленький содом. Я выхватила из его руки грязный, пахнущий талой травой и сошедшей с холмов коктейльной наледью значок и приложила к потрескавшимся губам. Класс уставился на меня в благоговении – это выглядело как сцена из популярного тогда сериала про страдающее Средневековье. Раньше класс не принимал всерьез ни меня, ни моего мальчика – он был младше нас всех на целый год, и человеком он, следовательно, не являлся, поэтому и меня никто не считал за человека. Рассвет обмакнул его в болотистые воды небытия, дедушкина палочка, которая гласила «Мадрид», «Киев», «Небесная Линия Нью-Йорка», «Наружные Берега Северной Каролины» и почему-то «Варшава – город любви», сияла нездешней черной тьмой, медальон со значком хиппи выглядел достаточно оккультно для того, чтобы прикладывать его к губам. Когда я спросила мальчика, как он его нашел, он схватил меня за косу, притянул мое ухо к своему рту и тихо забормотал: «Я просто вытянул палку перед собой, зажмурился и пошел вперед. Потом остановился, нагнулся, не открывая глаз, и стал шарить в воде, потому что я стоял по колено в воде. Когда я нашарил медальон, я положил его в карман, открыл глаза, оперся на палку и пошел обратно. И, кажется, я потерял магнитики с Флоридой, Мексикой и Аляской». Это меня потрясло, и я поцеловала мальчика прямо в тот момент, когда в класс входила учительница.
– Все, теперь точно больше ничего необъяснимого в моей жизни не было, – резюмировала я. – Я психически нормальная? Я подхожу пустой капсуле диктатора в качестве ответственного диктаторосъемщика?
– Капсула не пустая, это живой человек с сознанием, – напомнила Лина. – Скажи хоть, что с мальчиком-то стало? Умер?