Смерти.net

Я еще с тех времен, когда была жива, ненавижу, когда мне говорят «делай что хочешь» в ситуации, когда ничего сделать я не могу и когда ничего все равно не будет так, как я хочу.

И если я не испытываю эмпатии к самой себе, как я могу быть уверена в том, что ты сможешь ощутить эмпатию ко мне? Впрочем, я здесь (я здесь? если я здесь, пожалуйста, возьми меня за руку, но так, чтобы я почувствовала, как будто сама беру тебя за руку) не для эмпатии. Если адресат моего послания на данный момент давно мертв – тот факт, что он может (теоретически) получить и прочитать его (теоретически), когда он был еще живым, не делает его для меня менее недосягаемым (более досягаемым). Мой язык теперь не совсем речь, а вечная призрачная иллокуция – не обозначение, но прямое действие, которое никуда не ведет и нигде не совершается.

Объяснить мужу, куда я отправляюсь и зачем, было проще. Я сказала ему, что мне нужно поехать в страну, где родилась моя мама и призрачное гражданство которой у меня тоже почему-то есть (мама на всякий случай сделала мне паспорт и этой страны тоже), чтобы попробовать там получить доступ в Мировую сеть через диктатора. Я сообщила ему, что существует несколько своеобразных непокорившихся стран, не подчиняющихся мировому правительству с централизованными законами, и в ряде этих стран при вынужденно, но прилежно приостановленной программе копирования (приходилось подчиниться – сервер принадлежал мировому правительству) сохранились порталы в интернет для мертвых исключительно для того, чтобы умершие великие правители могли продолжать управлять безутешным народом. В паре совсем страшных стран, названия которых мы боялись произносить, – именно оттуда потоком шли теракты – правители справлялись виртуально, потому что с пересадкой как-то не сработало, не научились, не освоили. Еще в трех условно-европейских странах великие умершие правители руководили страной из настоящих биологических тел – вот там справились, освоили.

– Я только одного не пойму, – сказал муж. – А как они это объяснили народу? Народ ведь знает, что правитель умер – и теперь он выходит молодой, красивый, тридцатилетний и зачитывает указ. Как это преподносится? Так и говорят, что ли: в нашей стране разрешено то, что во всем цивилизованном мире запрещено?

– Вот сразу видно, что ты не был там никогда, – сказала я. – Говорят, что они круче всех и впереди планеты. У них это работает, а там, на Западе, еще не научились, и поэтому врут, что запрещено. Такая риторика.

– Очень было бы интересно туда поехать! – с туристическим азартом сообщил муж.

– Ну нет, – сказала я. – Я же туда еду выяснять, как ты меня убил. И вот представь, как-то у меня вышло выяснить. Не знаю как. Вдруг теперь убийство человека человеком – не засекреченная информация, и архивы открыты. И все можно погуглить. Ну и вот, представь, я погуглила и увидела. Может же такое быть: человек пролетел через половину планеты – в смысле, той планеты, которая сохранилась в памяти актуальных на данный момент мертвецов – и вселился в живого биологического диктатора, чтобы просто погуглить один вопрос. Мне кажется, иной мир – более справедливый мир – должен быть устроен именно так. Диктаторы в наше время больше ни для чего не нужны – только чтобы гуглить через них недоступные новости. Короче, допустим, что я это выяснила – и вот я стою рядом с тобой после этого. Это же будет травма!

– Терапия запрещена, – автоматически отметил муж.

– А травма осталась! Нет уж, пожалуйста, человек должен разбираться с собственной смертью один на один.

В дверь постучали. Это С. пришел попробовать пообщаться с девочкой-призраком. Я так и не рассказала ему про мамины письма – просто попросила зайти и глянуть, нет ли девочки в шкафу, и если есть, не нервничать и попытаться с ней заговорить. Может быть, девочка умеет ходить из шкафа в шкаф сквозь все времена и мы через нее сейчас всё нагуглим без необходимости запихивать меня, бывшего обитателя самой верной собаки в мире, в неверное чучело диктатора.

С. пришел не один – с ним была рыжая девушка с седыми висками. Где-то я ее видела.

– Да, видела, – прочитала мои мысли девушка (и я сразу испугалась: почему прочитала? этого не должно было быть). – На аукционе мы виделись. Я там котика на сраный кактус меняла, помнишь?

Оказалось, девушка прибежала в домик нейробабки вслед за котиком, которому жилось у нее туго и мучительно: выл, царапался, куда-то монолитно мчал сквозь непроницаемую дверь. В итоге девушка из природного любопытства и посмертной скуки нацепила на кота ловко сплетенную шлейку и пошла за ним туда, куда кот хотел мчать. Кот привел ее в домик нейробабки, где как раз сидели обе Лины, С. и А. – может быть, просто болтали, может быть, слушали музыку, я не хотела и не хочу этого знать, – и С. совершенно очаровался и теперь думает только о ней, об этой девчонке, и всюду за ней таскается, и ее за собой таскает, и отцепиться от него невозможно, он же обаятельный, как черт.