Для этих диктаторов подготовили целый банк тел – причем подготовили заранее. Как выяснилось, успешные попытки клонировать диктаторов предпринимались еще до того, как копирование стало возможным, так что на момент смерти у каждого диктатора хранилось по несколько десятков неплохих моложавых дублей лет тридцати. Клоны диктатора той страны, которая больше всего волновала Лину и Лину (по понятным причинам), воспитывались в каком-то закрытом детском учреждении вроде санатория, ничего в жизни, кроме этого санатория, не видели и к зрелому возрасту проводили время, в основном по очереди являясь капсулами для воплощения умершего диктатора, точнее, его дубликата: посещали заводы и фабрики, подписывали очередные договоры и соглашения, сажали в тюрьмы журналистов за злоупотребление терапией, открывали новые школы, произносили речи на кинофестивалях, запускали в поле новый трактор и дарили диктатору другой, соседней страны щенка большой белой собаки, смелой и вечной.
Я сама почувствовала себя щенком большой белой собаки и съежилась в кресле.
– Я ничего не понимаю, – сказала я Лине и Лине. – Хорошо, допустим, у них умер диктатор. Допустим, он продолжает править, потому что его получилось – уж не понимаю, как, но получилось – подсадить в клонированное тело. Но почему так много тел? Зачем десятки?
– Ну как зачем, – погладила меня по плечу новая Лина (старая бы никогда так не сделала, она никогда никого не касалась). – Они же только час-два могут выдержать. Иногда три-четыре, но это редко. Потом начинают орать. Или сразу же орут. Поэтому их нужно менять как перчатки. Один выдохся, орет – возвращаешься, пересаживаешься в другого. Другой выдохся – пересаживаешься в третьего. И так пока всех не переберешь. Те, которыми не пользуешься, отдыхают и реабилитируются, приходят в себя, если можно так сказать, пока ты в других. Если кто не выдерживает – их утилизируют.
Мне представился серьезный диктатор в сером костюмчике, который прямо посреди заседания парламента вдруг заходится в диком крике, падая на пол.
– А зачем орать-то? – не понимала я. – Клон-то его собственный, не киборг. Получается, и тело родное. Разве что молодое, тридцатилетнее.
– Так это не диктатор орет, диктатору нормально. Ну, относительно нормально. Орет носитель. Причем орет внутри себя. И не то чтобы орет. Он, скорее, осуществляет невыносимую, немыслимую артикуляцию крайнего ужаса и отчаяния, но мне проще объяснить это тебе через вопль. А вопит он, потому что клон, как ты понимаешь, тоже человек и ничем от человека не отличается – кроме того, что его ДНК полностью совпадает с ДНК оригинала. И сознание клона ничем не отличается от сознания любого другого человека. И если в живого человека подсадить сознание мертвого, несчастный будет не переставая кричать внутри себя страшным криком, пока его воля парализована действующим мертвецом. И тот, кого пересадили в этого биологического носителя, постоянно слышит этот страшный крик. Это мешает. То есть тебе нужно управлять чужим телом, в глубине которого находится чье-то сознание, которое, фигурально выражаясь, все время орет от боли.
– А как он тогда правит страной, если он находится в человеке, который постоянно орет внутри себя?
– Терпит, – объяснила первая Лина, – это же диктатор. У него железная сила воли и репутация. Хотя на самом деле долго терпеть он не может. Когда крик нарастает, и становится невыносимым, и вот-вот прорвется наружу, он подает специальный знак, все уже знают, какой именно. И тут же покидает территорию, чтобы оказаться в уединенном месте – туалете, ванной, да просто в стожок какой-нибудь заползет, если ситуация в поле. Тут уже телохранители подбегают, надевают портативную машинку для копирования и активации – она у них всегда с собой – и отсоединяют дубликат от тела. Тело, конечно, в конвульсиях, судороги там всякие, обмочиться может или даже что-то похуже. Тряпку в рот иногда засовывают, чтобы не орал. Хотя для таких публичных мероприятий, где говорить не надо, есть специальные клоны, которым голосовые связки вырезали сразу после рождения. Эти удобные – они беззвучно орут. Экономия тряпок.
– Да как же это технически возможно? – удивилась я. – Клонам, что ли, какие-то модули в голову вставили, а потом в них загружают диктатора всего целиком?
– А вот тут мы ничего не знаем. Допустим, у них и правда что-то в голове. Диктатора загрузил – и телом с этой минуты управляет только диктатор, а изначальное сознание сидит в углу и орет. Выгружаешь диктатора назад в интернет для мертвых – и тогда уже тело сидит в углу и орет, потому что изначальное сознание наконец-то в него вернулось и ему страшно. Может, и так. А может, как-нибудь по-другому. Может, этот портал иначе работает. Мы про саму технологию не сумели подробнее узнать, потому что у нас этому, видимо, не научились. А там видишь, хоть и диктатура, а ведь додумались как-то, – сказала одна Лина.
– Молодцы, – уважительно сказала вторая Лина.
– Да, молодцы, – кивнула я. – И что вы мне предлагаете? Попасть через этот портал в реальный мир?