Смертельный выстрел

Подумав, что час поздний, эти двое решили не заходить в дом миссии или в хижины ранчерии. Собственной их резиденцией служила палатка, разбитая посреди небольшой рощи. Туда они и направились. Первая их мысль была о еде. Хотя бизона добыть не удалось, к седлу у Хокинса был приторочен двадцатифунтовый индюк, отлично подходивший на ужин.

Судя по всему, они очень спешили

Таккер взял на себя обязанности повара и занялся ощипыванием птицы, а Хокинс разводил тем временем костер перед палаткой. Но не успел тот разгореться, как старый охотник замер – ему не давал покоя неисполненный долг.

– Не время заниматься этим, Крис! – сказал он вдруг. – Не идут у меня из головы те индейцы. Я хочу пойти в дом и рассказать все полковнику. Ты оставайся здесь и продолжай жарить индюка, а я подоспею к тому времени, когда все будет готово.

– Хорошо, – согласился Таккер, продолжая выдергивать перья. – Не запаздывай только, если хочешь, чтобы на твою долю осталось еще жаркое. Я так проголодался, что в состоянии съесть целого индюка.

– Не бойся, не опоздаю. Я не меньше тебя проголодался.

С этими словами Хокинс вышел из палатки и направился к большому дому по тропинке, которая почти все время шла между громадными деревьями. Пройдя немного, он вдруг остановился.

– Точно крикнул кто, – пробормотал он про себя. – И как будто женский голос.

Он прислушался и сказал затем:

– Нет, это, верно, застрекотала цикада. В теплую ночь они громко стрекочут.

Постояв, прислушиваясь, еще немного, старый охотник пришел к убеждению, что это цикады, и зашагал дальше к дому.

Глава 49 В ожидании слова

Судя по всему, огненное представление Фернанда принесло плоды, и вкус их обещал оказаться горьким. Как небо кажется темнее после вспышки молнии, так и туча, нависшая над поселением, становилась все чернее, обещая разразиться разрушительной бурей. Туча, грозившая колонии, имела облик орды смуглых всадников, размалеванных и украшенных перьями – тех самых, которых заметили Таккер и Хокинс.

Перейдя реку через нижний брод, где охотники нашли, а затем потеряли их след, индейцы поехали дальше, но не по главной дороге к миссии, а по тропе, ответвляющейся от нее вскоре по мере удаления от речного берега. Эта дорожка вела, по сути, в том направлении, которого они придерживались изначально, и пересекала долину от одной стены утесов до другой.

Но спустившись с одной гряды, на другую команчи взбираться не стали. Напротив, едва достигнув стены утесов, они свернули на еще более узкую тропку, ведущую, как им было известно, к зданию миссии. Дорога была неровная и петляла, обходя различные препятствия, поэтому, чтобы преодолеть расстояние от брода до дома, составлявшее всего десять миль, дикарям потребовалось несколько часов.

Вероятно, у них имелись свои соображения, чтобы выбрать трудный кружной путь и двигаться по нему скрытно, иначе они наверняка воспользовались бы прямой дорогой, идущей вдоль берега реки.

Пока полковник Армстронг наслаждался беседой с друзьями в столовой старого дома, разукрашенные всадники подъехали к зданию и остановились в полумиле от его стен. Но остановились ненадолго, не расседлали и не разнуздали коней, а только привязали их к стволам деревьев.

Люди спешились, но не разводили огня, не делали приготовлений к ужину. Зато выпили: многие извлекли из седельных сумок фляги и прильнули к ним, запрокинув головы. В этом не было ничего удивительного: техасские индейцы, будь то команчи, кайова или липан-апачи любят «огненную воду» не меньше белых людей и повсюду возят ее с собой. Странным было то, что всадники говорили между собой не по-индейски, а по-английски, на техасском наречии, да еще сдобренном отборными ругательствами!

Место, где всадники остановились, представляло собой почти круглую площадку, наполовину окруженную лесом, наполовину выемкой в скалах. На три четверти она была погружена в падающую от утеса тень, потому как луна находилась как раз за ним. Оставшаяся четверть, ближе к деревьям, была залита лунным светом. В его лучах лес казался густым и непроходимым, почти как каменная гряда, образующая другую половину окружности. Через него вели лишь две тропы, проходимые для конного и пешего, но не более чем по одному в ряд. Одна уходила от реки к утесам, другая дальше, следуя линии обрыва. По первой индейцы прибыли на поляну, по второй явно намеревались покинуть ее: это можно было понять по взглядам и жестам, направленным в ту сторону. Но ехать они не спешили, а стояли, разбившись на группы, из которых центральная была самой большой. Посреди нее находился человек, на голову возвышавшийся над прочими – видимо, вождь. О его статусе говорило то, с каким уважением, если не с почтением, обращались к нему остальные. Воины ждали его приказа, готовые повиноваться. Но сам он, похоже, ждал чего-то или кого-то, то и дело посматривая на уходящую вверх тропу.