Смертельный выстрел

Какие бы вопросы тот ни задавал, ничего существенного так и не выяснил. Нет, Юп не знает ничего ни про какого Фила Куэнтрела или Ричарда Дарка. Он раб молодого человека, с которым его разлучили. Имя Клэнси скрывать не имело смысла – мулат знал, что Борласс знаком с Чарльзом и наверняка узнал его. Они ехали в колонию полковника Армстронга, продолжал свой рассказ Юпитер, вместе с группой путешественников из Штатов. Накануне отряд пересек Колорадо, а на ночевку остановился в долине Сан-Сабы, где, наверное, остается и до сих пор. Рано утром его хозяин покинул лагерь, чтобы поохотиться, и собака выследила медведя в овраге. Вот почему они оказались на верхней равнине – пытались поймать медведя, но сами оказались пойманы. Хозяин ему не шибко нравится, продолжал мулат, и несколько раз жестоко выпорол его. В доказательство он предложил задрать рубаху и продемонстрировать следы плети на спине. Борласс согласился и увидел множество рубцов, подобных его собственным.

Главарь проникся к бедолаге если не сочувствием, то симпатией, которую один каторжник испытывает по отношению к собрату по несчастью – это такое фримасонское братство преступников. Юпитер постарался укрепить его, живописуя жестокость хозяина и намекнул, что не прочь избавиться от него и будет рад, если его купят. На самом деле он планировал сбежать при первой возможности.

– Можешь не переживать, – сказал бандит, покончив с допросом. – Мистер Клэнси не будет больше бить тебя. А как ты посмотришь на то, чтобы я стал твоим господином?

– О, я был бы очень рад, босс!

– Умеешь ты ходить за лошадьми?

– Для этого масса Клэнси меня и держал.

– Он уехал в колонию и бросил тебя. Раз уж ты ему не нужен, можешь остаться у нас и смотреть за моей лошадью. Тем более, скотинка та самая, к которой ты уже привык – мы с твоим хозяином поменялись конями, перед тем как расстаться.

Юп знал, что превосходный скакун Клэнси здесь, в лагере. Через дырку в палатке он видел, что Борласс приехал именно на нем, и гадал, где его хозяин и что с ним случилось. И не поверил словам разбойника, а напротив, только сильнее встревожился.

– Хорошо, масса, я буду стараться. Вот только мне страшно, если мы вдруг встретимся с массой Клэнси. Если он увидит меня, то отберет, и уж тогда не миновать мне сыромятного ремня. Ух и исполосует он меня!

– Не бойся. Я позабочусь, чтобы он больше никогда тебя не увидел.

Потом Борласс окликнул метиса:

– Эй, Нанди! Сними веревки с пленника, дай ему поесть и попить и обращайся, как с одним из наших, поскольку отныне так и есть. Дай ему бизонью шкуру и одеяло, чтобы сделал себе постель. Но в то же время приглядывай за ним.

Последнее указание дано было шепотом, чтобы пленник не слышал. Затем бандит вышел, потирая руки в предвкушении выгоды: не потому что подрядил Юпа ходить за своей лошадью, но потому что собирался продать его первому, кому понадобится хороший раб.

За такого крепыша-мулата он наверняка выручит тысячу долларов наличными, стоит только найти подходящего плантатора.

Глава 76 Метис и мулат

Пока Борласс допрашивал пленника, грабители у костра играли в карты и пили виски.

Вожак присоединился к разгулу, велел принести из своей палатки бренди и стал щедро угощать всех. Он и сам изрядно выпил, отмечая, с одной стороны, успешное исполнение задуманного им грандиозного плана, а с другой – заглушая досаду по поводу затянувшегося отсутствия пленниц. Алкоголь возымел действие, и вскоре надежда затеплилась снова, подкрепленная заверениями Чисхолма, что все будет хорошо, и красотки приедут, если не ночью, так завтра поутру.

Несколько приободрившийся, Борласс проникся духом минуты и сделался столь же оживленным и развязным, как самый последний из его подчиненных. Карты были отброшены в сторону, в ход пошли рассказы самого грубого свойства, закончившиеся пением песен, подходящих исключительно для слуха такой Богом забытой шайки!

Вакханалия кончилась около полуночи, когда никто уже не в состоянии был ни говорить, ни петь. Кто мог, тот добрался до своей палатки, остальные повалились там, где сидели, и погрузились в глубокий сон. Все смолкло в лагере, и только пьяный храп нарушал тишину ночи.

Большой костер, горевший в центре лагеря, вспыхивал еще некоторое время и затем погас – никто не подпитывал его свежими сосновыми поленьями. Огни погасли и в палатках, за исключением одной, где сидели метис и мулат. Оба еще не спали и пили, чокаясь друг с другом.

Фернанд не жалел спиртного. Намереваясь втереться в доверие к новому сообщнику, он уже в десятый раз наполнял его стакан, не забывая и про себя. Оба лихо опрокидывали их и удивлялись, каждый про себя, почему товарищ его до сих пор еще не захмелел. Каждый думал, что ни разу не встречал еще такого крепкого собутыльника, и удивлялся, почему хмель того никак не берет, в то время как прекрасно знал причину, по которой сам остается трезвым. Испанский мох, свисающий с окрестных деревьев, мог бы открыть эту тайну, если бы умел говорить.