Стокер и Дрисколл взялись за томагавки и начали вгрызаться в грунт. Тот хоть и был твердым, но поддавался усилиям топоров, изготовленных для того, чтобы раскалывать черепа. Чисхолм вычерпывал из ямы рыхлую землю широким наконечником команчского копья.
Всем обитателям прерии не привыкать делать тайники, и они вскоре выкопали яму, которая не посрамила бы таких признанных мастеров как южно-африканские бушмены. Она была цилиндрической формы и имела пять футов в глубину и менее двух в ширину. Главарь не сообщил ни Стокеру, ни Дрисколлу для чего они это делают, хотя у них имелись собственные предположения. Они подозревали, что это могила для того, кто лежит сейчас связанный – для похорон заживо!
Убедившись, что яма достаточно глубока, Борласс велел им прекратить работу.
– Ну, где наш саженец? Хоть деревья тут и не растут, но этому деваться будет некуда.
Мерзкая шутка вызвала ухмылки на устах разбойников, поспешивших исполнить дьявольский приказ. Делали они это не только без колебания, но даже с охотой. Ни у одного из пяти негодяев не осталось в груди ни капли сочувствия, у всех душа была перепачкана кровью невинных жертв.
Клэнси подтащили к яме и опустили в нее ногами вперед. Его подбородок находился всего на пару дюймов выше поверхности. Бандиты ссыпали обратно часть выкопанной земли, распределив ее вокруг тела, затем хорошенько притоптали. Остаток сдвинули в сторону. Бессердечный главарь похвалил подчиненных за хорошую работу.
Все время, пока зарывали Клэнси, Брасфорт рвался к нему на помощь, стараясь освободиться. Бедного пса привязали к стремени лошади одного из разбойников, и он изо всех сил старался вырваться на свободу, как бы надеясь спасти своего хозяина. Но верность животного не пробуждала в негодяях сострадания, а только потешала их.
Когда все было кончено, Борласс велел всем отойти, сам же встал, подбоченившись, напротив Клэнси, устремил на него взгляд, описать который не способно никакое перо. Так, наверное, мог бы смотреть Люцифер.
Некоторое время он не говорил ни слова, наслаждаясь торжеством. Потом наклонился и снял убор из перьев.
– Узнаешь ли ты меня, Чарльз Клэнси? – спросил Борласс.
А не получив ответа, продолжил:
– Ставлю сто долларов против одного, что ты вспомнишь, стоит мне рассказать об одном дельце, имевшем место как раз год назад. Происходило оно на одной площади в Накодоше. Одного человека привязали к столбу и…
– Выпороли, как он того и заслуживал.
– Ого! – воскликнул капитан, несколько удивленный, отчасти тем, что его узнали, отчасти дерзким тоном ответа. – Так ты помнишь то маленькое дельце? И меня тоже?
– Прекрасно помню. Можешь избавить себя от дальнейших разглагольствований. Ты – Джим Борласс, самая мерзкая скотина и самый отъявленный негодяй во всем Техасе.
– Будь ты проклят! – вскричал разъяренный десперадо, занося копье. – Меня так и подмывает проткнуть тебе голову!
– Ну так проткни! – последовал вызывающий и отчаянный ответ. Молодой человек желал быстрой смерти, которая избавила бы его от предстоящей мучительной агонии.
– Ну уж нет, мистер! – ответил Борласс, опомнившись и опуская копье. – Ты так легко не отделаешься. Вы тогда два дня продержали меня привязанным к столбу, не говоря уж о дальнейшем. Поэтому я решил, что тебе придется потерпеть немного подольше. Ты будешь стоять здесь до тех пор, пока стервятники не выклюют тебе глаза, а волки не сдерут кожу с черепа. А черви тем временем будут пожирать твою плоть. Как тебе это нравится, Чарльз Клэнси?
– В прериях Техаса не найдется стервятника или волка уродливее тебя, паршивый пес!
– Ага, хочешь чтобы я захмелел от злости! Не выйдет. Я трезв как огурец. А вот ты, как погляжу, разгорячился. Остынь, тебе вредно волноваться. Я могу помочь тебе охладиться, плюнув в лицо.
Наклонившись, он исполнил свое намерение.
– Какая жалость, что ты не можешь достать носовой платочек и утереться! – продолжал негодяй. – Какая жалость видеть перед собой такого красивого молодого человека с таким украшением на лице! Ха-ха-ха!
Четыре сообщника, стоявшие в сторонке, подхватили этот злобный смех.
– Как же может быть, чтобы такой гордый джентльмен позволил плевать себе в физиономию? – не унимался Борласс. – Не ожидал, что вы падете так низко. Унижен по самую шею… Даже по подбородок! Ха-ха-ха!
Негодяй глумился над беззащитной жертвой так долго, что хватило бы сполна насладиться местью.
Но ничего подобного. В колчане у него была припасена еще одна стрела, и он знал, что она ужалит больнее всех прочих.
Когда его сообщники сели в седла и приготовились уехать, он снова возвратился к Клэнси и, наклонившись, прошипел ему на ухо:
– Надеюсь, ты хорошо проведешь тут время и поразмыслишь над своими поступками. А я напоследок скажу кое-что, что тебя утешит.
Глава 73
Без помощи и без надежды
– О, Боже! – воззвал Чарльз Клэнси к Творцу.