Смерть всегда рядом

У «деревни нищих» он остановился, оглядывая разрушения.

Пожар вызвал опасение властей, и теперь дома сносили. Грейдеры легко сминали конурки едва больше собачьих, а рабочие не слушали проклятья обездоленных. Крис без труда нашел в толпе того, ради кого проделал весь путь. Нищий стоял чуть в стороне и молчал, глядя, как его жилище превращается в груду досок и картона.

— Есть хочешь?

Глаза с вертикальным зрачком уставились прямо на Криса.

— Хочу.

— Идем! Не здесь же...

Чуть в стороне склон прорезала дренажная труба. Она отводила лишнюю влагу, но сейчас только влажные пятна напоминали, для чего вкопаны тут бетонные кольца.

— От жадных глаз подальше... — Крис протянул бездомному коробку с обедом. Тот открыл банку с супом и принялся хлебать прямо через край.

— Ложку возьми!

Нищий словно не услышал.

Крис боролся с тошнотой, молясь о терпении, и когда последний кусок исчез в бездонной глотке, спросил:

— Кофе хочешь?

— Лучше бы виски... или самогона, если нет.

— Есть кофе. Но с коньяком!

— Давай! — влажная от жира и слюней рука потянулась к термосу. Крис успел раньше и сам налил пахнущий алкоголем кофе в пластиковый стаканчик. Нищий жадно отхлебнул и с криком упал на бетон, зажимая обожженный рот двумя руками. Крис же, пользуясь тем, что тот обезумел от боли, быстро стянул ему ноги веревкой. А потом, усевшись верхом, и руки.

— Поговорим теперь?

В ответ раздалось шипение.

Крис раскрыл саквояж.

Распятие, Библия и бутылка святой воды. Часть её Крис уже добавил в кофе.

— Значит, не больно ты и силен, раз попался... Может, сам назовешься?

— А ты попроси как следует! — меж губ мелькнул тонкий язык. — Может, и уважу...

— Цена у тебя высокая. Может, просто поговорим?

— А чего не поговорить? — нищий повертелся на земле, укладываясь поудобнее. — Торопиться некуда...

— Нечестно, — Крис не переставал двигаться: намотал на руку четки, перелил воду в чашку, достал кропило... — ты меня знаешь, а вот я тебя...

— Узнаешшшшь, — шипение было похоже. Но Крис даже головы не повернул — он очень хорошо знал голос сестры. Настоящий уже и забыл, а вот это... Тембр, тон — вычленял из любого хора.

— Недогадливый я. Хоть намекни...

Одержимый только рассмеялся:

— Зачем тебе имя мое? Тебе не справиться. Тебе... падшему священнику. Может, Асмодей...

— Не лги мне. Ты не смеешь лгать!

— Я — и не лгать? — демон развеселился. — Знаешь ли ты, что... о дааааа, ты знаешшшшь. Знаешь, каково это — смотреть, как любимая обнимает другого. Как улыбается не тебе, как... Ты знаешшшь. И ты смиришься?

Крис сжал кропило. А демон продолжал:

— А хочешь, соперник сгинет? И падут последние рубежи? Ты будешь один обладать той, что так желанна... И не только ею.

Крис с трудом удержался, чтобы не заткнуть уши. Образы, вызываемые демоном, казались реальными. Вот Анна. Она тянет рук и зовет. Её грудь вздымается, а глаза заволокло пеленой от желания. Губы... Как же сладки и мягки они! И пахнут корицей. Крис раньше не любил корицу, теперь же терял голову от одного запаха. Схватить, сжать в объятиях, терзать её губы поцелуями, пока они не взорвутся, как спелые вишни...

Крис саданул кулаком по стене. Боль вернула в реальность.

Анна исчезла. Развеялся запах корицы, ему на смену пришла вонь немытого тела и застоявшейся воды.

На бетоне проступила плесень. Она расползалась по стенам сине-черными кляксами. Пятна вытягивали навстречу друг другу ложноножки, темнели и разрастались, сливаясь в единое целое. Кое-где они напоминали картины авангардистов, но в переплетении рубленых, исковерканных линий явственно проступала фигура обнаженной женщины. Крис не мог её не узнать: слишком часто приходилось обрабатывать раны, утирать кровь и пот... Он знал каждый сантиметр этого тела... Почти каждый — к сокровенным местам Крис не осмеливался прикоснуться даже взглядом. Здесь же, на стене, Анна предстала во всей красе, без капли стыда...

— Асмодей! Ты выдал себя, демон!

Капли святой воды сорвались с кропила. Одержимый взвыл, словно его коснулся расплавленный металл.

— Exorcizamus te, omnis immundus spiritus, omnis satanica potestas, omnis incursio infernalis adversarii, omnis legio, omnis congregatio et secta diabolica, in nomine et virtute Domini Nostri Jesu... — Крис выставил перед собой распятие. Вид корчившегося у ног демона вызывал странные чувства. Жалость к одержимому смешивалась со злостью к врагу, а где-то на задворках сознания к этому примешивалась гордость: смог, сумел, справился...

Но именно эти мысли отвлекли от действа. Механическая зубрежка формулы изгнания сыграла злую шутку. Крис запнулся.

Дренажную трубу, по которой в случае необходимости мог проехать всадник, заполнил смех.

Грубый, ликующий... Он отскакивал от пола, отражался от изогнутых стен, вился под сводом. И, подстраиваясь под него, плесневые пятна начали менять очертания: Анна протягивала руки в немом призыве. Но не к Крису. Она тянулась навстречу проступающему в бетоне силуэту.

— Марко... — Крис понял ошибку.

— Марко, — эхом прозвучало в ответ, — ты ошибся трижды. Когда назвал меня чужим именем... И когда плохо выучил урок...