Смерть в подземке

Микроавтобусы, в которых были устроены раздевалки для участников организованного Дугоевым публичного самоубийства, стояли в дальнем углу пустующего складского ангара, метрах в пятидесяти от освещенного фарами, окруженного толпой пространства импровизированной спортивной арены. Здесь же находилась и машина скорой помощи. В ее кабине горел потолочный плафон, в тусклом желтушном свете которого скучающий водитель читал спортивную газету, краем уха завистливо прислушиваясь к выкрикам распорядителя и похожему на штормовой прибой реву толпы. Ему оставалось только посочувствовать: бедняга не имел права присоединиться к публике, поскольку кому-нибудь из спортсменов в любой момент могла понадобиться срочная госпитализация. Салон «скорой» тоже был освещен, и через распахнутые задние двери Глеб увидел усталого врача в форменном комбинезоне, который, отрабатывая полученный от устроителей шоу гонорар, слой за слоем лепил марлю и пластырь на почерневшую переносицу предыдущего соперника Дугоева. Пациент шипел сквозь стиснутые зубы, дергал головой и сдавленно матерился. Снаружи у дверей, наблюдая за процессом, стояло несколько человек — три или четыре охранника в черных майках и заправленных в высокие ботинки камуфляжных брюках и какой-то суетливый тип в спортивном костюме — секундант, а может быть, тренер. Впрочем, последнее представлялось Глебу сомнительным: судя по обстановке, вряд ли кто-либо из участников данного мероприятия поставил о нем в известность своего менеджера.

Он тенью проскользнул за спинами жадно глазеющих на кровь охранников и тихо растворился в сумраке за микроавтобусами. Здесь пахло сырым цементом, дизельным топливом и табачным дымом, в темноте разгорались и гасли огоньки двух или трех сигарет. Со стороны ринга доносился рев толпы и усиленный мегафоном голос рефери, который возвещал результат очередного поединка.

— Четыре — ноль, — произнес в темноте негромкий хрипловатый голос. — Выносливый черт!

— Кавказцы — они такие, — откликнулся другой. — Недаром же половина сборной по борьбе оттуда! Ничего, сейчас твой его уделает. А твой не справится — мой загасит. Не железный же он, в самом-то деле!

— Дубовый, — предположил первый голос. — Как весь, не знаю, но башка точно из дубового комля. Надо же было такое учудить! Сатисфакция ему понадобилась… Будет тебе сатисфакция, баран!

— Что баран, то баран, — ответили ему, и по голосу чувствовалось, что собеседник ухмыляется. — Прикинь, заявился к моему и спрашивает: «А правда, что ты мне полуфинальный бой за бабки слил?» Типа он не в курсе!

— Ну, не скажи. Был бы в курсе, зачем бы ему тогда понадобилась вся эта бодяга?

— Для пиара.

— Ни хрена себе пиар! Он же после такого пиара до конца жизни с инвалидного кресла не встанет! Ладно, хрен с ним, сам напросился. Все, давай, я погнал, сейчас наш выход.

Вскоре из крайнего микроавтобуса вышла и направилась в сторону ринга небольшая группа людей. В центре, одетый в полосатый халат и пляжные шлепанцы, шел бритоголовый мужчина лет тридцати пяти с крутыми плечами и могучим бычьим загривком — очередной боец, как и его предшественники, твердо намеренный доказать Черному Барсу, что без денег своего тренера тот не стоит выеденного яйца. Впереди, светя под ноги сильным ручным фонарем, шагал охранник, еще двое на всякий непредвиденный случай прикрывали участника состязания с флангов. Шествие замыкал, неся полотенце и бутылку с водой, секундант — тот самый обладатель хрипловатого голоса, что предрекал Дугоеву жизнь в инвалидном кресле.

На полпути они были вынуждены остановиться, встретив неожиданное препятствие в лице некоего неизвестного гражданина достаточно предосудительной наружности. Гражданин был одет не по погоде: верхняя одежда на нем отсутствовала, зато на переносице кривовато сидели сбившиеся на сторону темные солнцезащитные очки. Небритая физиономия имела то расслабленное и одновременно деревянное выражение, которое свойственно людям, находящимся в шаге от сильного алкогольного отравления. Гражданин покачивался и распространял запах перегара, такой сильный, что чувствовался даже сквозь запах дыма от сигареты, что тлела у гражданина в зубах.

— Прошу прощения, — слегка заплетающимся языком сказал он, — всего один вопрос. Ну что, вам жалко, что ли?

— Погоди, — сказал бритоголовый боец охраннику, который уже протянул руку, намереваясь убрать алкаша с дороги. — Ну?

— Скажите, пожалуйста, — глотая звуки и целые слоги, обратился к нему пьяный, — а вам не совестно? Ну вот совсем-совсем? Ни капельки?

— Че-го-о?! — набычился боец.

— А я чего, я — ничего, — извиняющимся тоном забормотал пьяный. — Просто как-то некрасиво получается…

— Что некрасиво?

— Да вот это все… Вы же понимаете, что после четырех боев подряд им можно полы мыть, но все равно идете на ринг. Неспортивно как-то…

Боец снова удержал охранника, порывающегося прекратить дискуссию силовыми методами.