Дело, по которому он сюда заглянул, продвигалось небыстро, и, имея выбор между созерцанием текущей в унитаз вялой струйки и чтением, Стрельцов естественным порядком выбрал второе. Насколько он мог судить, ход событий в заметке был изложен почти верно, с минимальными отступлениями от истины, сделанными то ли по невежеству, то ли для усиления эффекта. Критиковать автора, заведомо находящегося ниже всякой критики, он и в мыслях не держал; к тому же не хотелось судить предвзято: они с этим щелкопером имели неодинаковый уровень информированности.
Он уже застегивался, когда его внимание привлекла одна из иллюстрирующих заметку фотографий. На фотографии два сержанта в бронежилетах, заломив руки, вели к полицейскому «уазику» какого-то гражданина — надо понимать, телохранителя, нанятого для Дугоева его тренером. Качество печати оставляло желать лучшего; вдобавок ко всему окрепшая в последнее время негласная цензура добралась уже и до желтой прессы, и лицо задержанного закрывало этакое размытое пятно наподобие мутной линзы. Пятно имело овальные очертания, как будто на голову задержанному надели матовый плафон от лампочки или сто лет не мытый аквариум; разглядеть сквозь эту муть черты лица не представлялось возможным, видно было только темное горизонтальное пятно в районе глаз, означавшее, вероятнее всего, солнцезащитные очки.
Петр Кузьмич застегнул брюки, оправил пиджак, спустил воду и вышел из кабинки. Он намыливал руки над раковиной умывальника, когда его вдруг осенило: елки-палки, при чем тут темные очки? В день покушения на Дугоева с самого утра поливал дождик, а тучи висели так низко, что полдень больше напоминал ранние сумерки. Да нет, конечно, в Москве хватает идиотов, которые ради сохранения так называемого имиджа готовы ходить без штанов, а не то что в солнцезащитных очках. Некоторые ухитряются не снимать эти самые очки даже в ночном клубе, рискуя пронести мимо рта выпивку и снять на ночь особь не того пола. Но все они — просто гламурная шваль или зеленое дурачье, пытающееся за нее сойти. Кем бы ни были эти модники, они не телохранители, не стрелки, способные навскидку, почти не целясь, по своему выбору попасть в любую точку на движущейся мишени.
Умение отменно стрелять и манера не снимать темные очки даже в сумерках являли собой достаточно редкое сочетание качеств. Петр Кузьмич, при всем его богатейшем опыте, столкнулся с таким сочетанием только однажды — совсем недавно и очень ненадолго. Естественно, то, что существует в одном экземпляре, может существовать и в двух, и в тысяче; не исключено, что телохранитель нацепил эти дурацкие очки нарочно, в силу каких-то сугубо личных причин не желая быть узнанным. Но нельзя было исключать и другой, крайне нежелательный вариант, который грозил уже не просто крупными, а просто-напросто катастрофическими осложнениями.
Кое-как обтерев ладони бумажным полотенцем, Петр Кузьмич Стрельцов почти бегом вернулся в кабинку и торопливо, словно боясь, что кто-нибудь отнимет у него это сомнительное сокровище, завладел лежавшей на крышке смывного бачка газетой.
Глава 15
По дороге Глеб переменил решение и внес кое-какие коррективы в первоначальный план, при детальном обдумывании показавшийся ему таким же высокопарно-глупым и заведомо обреченным на провал, как и самоубийственная затея Черного Барса с этим дурацким марафоном. В результате этой корректировки то, что изначально составляло основную суть упомянутого плана, отошло на второй план, превратившись в мелкую, незначительную с виду деталь — этакий винтик, скрепляющий между собой детали ударно-спускового механизма. Винтик как таковой, сам по себе — сущая чепуховина, особенно если не знать, откуда он выпал, — но без него грозное оружие превращается в кусок железа, такой же бесполезный, как валяющийся в канаве ржавый обрезок водопроводной трубы.