Это была машина, на которой приезжал за ним телохранитель, Федор Молчанов. Сам Федор сейчас давал показания в полиции — в отличие от Марата, он не стал сопротивляться, когда прибывшие на место сразу вслед за репортерами патрульные предложили ему «проехать». Они появились как-то уж очень вовремя, не раньше и не позже, когда стрельба уже прекратилась, а увязший в неожиданно возникшей вокруг толпе журналистов Федор еще не решил, в какую сторону бежать, и именно эта подозрительная своевременность в мгновение ока вывела Марата из себя. Когда в них никто не нуждается, они тут как тут, а когда в тебя стреляют, их не дозовешься! Так он им и сказал, а когда слова не возымели должного действия, просто раскидал их, как кегли, прыгнул за руль чужой машины и с места дал полный газ.
Он даже и не думал убегать: зачем бежать, когда ни в чем не виноват? Просто у него вдруг возникли кое-какие идеи; идеи эти нуждались в срочной проверке, и он не хотел, чтобы ему мешали, отнимая время бессмысленными расспросами.
О судьбе телохранителя Марат не волновался. Знал, что в полиции непременно попытаются повесить на него умышленное убийство, да еще и с какими-нибудь отягчающими обстоятельствами, но все равно не волновался, потому что на это не было времени и потому что точно знал еще одну вещь: если сейчас у него все получится, это поможет вытащить Федора из-за решетки. А если не получится, он все равно приложит все силы к тому, чтобы обелить невиновного, не пожалеет ни времени, ни денег, заставит Ник-Ника напрячь связи в органах, которыми он давеча хвастался…
Да, подумал он, обратиться к Ник-Нику — это мысль. Пусть позвонит своим знакомым, лишним это точно не будет. Молчанов действовал правильно, в пределах необходимой самообороны, но здесь, в России, уже давно нет ничего бесплатного, и справедливость, увы, не исключение. Но Ник-Ник — это потом. Все потом, после того, как он разберется с этой сволочью…
Загнав машину на стоянку перед спортзалом, он выскочил наружу едва ли не раньше, чем она остановилась. Дождик, моросивший с самого утра, заметно усилился, рябые от сыплющихся сверху капель лужи отражали низкое свинцово-серое небо. Забыв надеть капюшон, даже не вспомнив об оставшейся лежать на полу подъезда сумке со спортивной амуницией, Марат устремился к приземистому, сверкающему сотнями квадратных метров поляризованного стекла зданию спортивно-развлекательного центра. Краем глаза он заметил, что Ник-Ник уже здесь: его похожий на гигантское насекомое «L-200» стоял на обычном месте чуть правее входа, и дождевая вода сбегала по ветровому стеклу извилистыми струйками, из чего следовало, что машина торчит тут уже давненько.
Охранник в вестибюле пытался с ним заговорить, но Марат лишь нетерпеливо отмахнулся. Он почти бежал: нужно было торопиться, пока журналисты и полицейские не сообразили, где его искать. Он представил себе заголовки завтрашних газет и кадры своей драки с патрульными, показанные по всем каналам в выпусках криминальных новостей, и скрипнул зубами от ярости: для полного счастья ему сейчас не хватало только публичного скандала.
В раздевалке не оказалось никого, кроме Белова, который почему-то не раздевался, а одевался, как будто тренировка уже закончилась. Когда Дугоев вошел, он уже надел джинсы и застегивал пряжку широкого кожаного ремня. Он насвистывал и, судя по всему, пребывал в отличном настроении. Марата эта странная картина не удивила, а лишь еще больше разозлила, поскольку подтверждала его подозрения. Как всякий истинный спортсмен, он был в меру простодушен, и невзначай оброненные тренером слова: дескать, твоим тайным недоброжелателем может оказаться кто угодно, хоть тот же Вася Белов, — упали на благодатную почву. Это Белов первым сказал ему, что предстоящий бой за чемпионский пояс, скорее всего, будет представлять собой не более чем коммерческую сделку; обида на Ник-Ника, который наконец предложил ему эту сделку, странным образом усилила подозрения в адрес Белова, а сегодняшнее нападение не менее странным манером превратило эти подозрения в твердую уверенность. Кто-то назвал бы это интуицией, но Марату сейчас было не до ученых толкований: он едва сдерживал почти непреодолимое желание броситься на Белова и без предисловий сломать ему гортань одним точным, убийственным, во всю силу ударом.
— Куда собрался, дорогой? — почти не слыша собственного голоса из-за гремящих в ушах ударов пульса, поинтересовался он. — Ник-Ник тебя отпустил или ты сам решил, что пора валить?
— О, привет, — спокойно улыбнулся Белов. — Ник-Ник уехал и отменил тренировку. То есть наоборот: отменил тренировку и уехал.
— Его машина на стоянке, прямо у входа, — сдерживаясь из последних сил, сообщил Марат.
Белов равнодушно пожал широкими плечами.
— Может, его увез кто-то другой. Тут заходили какие-то, он с ними переговорил, а потом сказал, что тренировки не будет, и отвалил. Ты с ним разминулся минут на пять, не больше. А ты чего такой взъерошенный?