Смерть в подземке

— Поверни, — пошел на очередную уступку Багор, неожиданно для себя сделавшийся на диво терпеливым. — Только давай сперва до базы доедем. А то как бы нас тут, в чистом поле, менты не прихватили. На базе ворочай что хочешь, в любую сторону, делай любые заявления… Только, пока будем ехать, напряги извилины и подумай, кто бы Валдая откачивать стал. Ты? Я? Или «скорую» надо было вызвать? Так они по таким вызовам без ментов не приезжают. Да и сам подумай, что ты несешь! Мертвый он был, неужели ты не видел? Ему же прямо в висок засадили! Он даже глаза не успел закрыть, так и помер с открытыми. А ты — бросил, откачали бы…

Тормоз промолчал, не то не найдя аргументов, не то и впрямь решив повременить с выяснением отношений до возвращения на базу. Его глупая выходка направила мысли Багра в новое русло: интересно, а что он сам скажет Палычу, как выскажет свои подозрения? И стоит ли вообще это делать?

Добравшись до места, он обнаружил, что получил отсрочку: Палыч отсутствовал, ворота были заперты на висячий замок. Запасные ключи у них, к счастью, имелись; Тормоз открыл ворота, Багор загнал машину в бокс и с облегчением выключил зажигание. Синей «тойоты» на осмотровой яме не было, и Багра это почему-то ни капельки не удивило.

Закрыв ворота и задвинув засов, Тормоз сразу закурил и вышел на улицу, как будто ему было неприятно находиться с Багром в одном помещении. Это, пожалуй, было мудрое решение: спорить Тормоз не умел — не хватало соображаловки, — а когда чувствовал, что выглядит в глазах окружающих дурак дураком, начинал злиться. А разозлившись, терял последние крупицы здравого смысла и тупо лез в драку. Чаще всего дрался он именно с Багром; обычно их разнимали, но сейчас разнимать было некому, вот Тормоз и поостерегся: он был немного сильнее, зато Багор гораздо подвижнее, хитрее и техничнее.

Сообразив, что отсутствие в боксе Тормоза дает ему редкий шанс кое-что проверить, Багор на цыпочках пробежал через весь гараж в дальний угол, отвернул в сторону висящий на стене плакат с цветной фотографией спортивного «доджа-вайпер» и рекламой автомобильных покрышек всемирно известной фирмы, вынул из стены кирпич и пошарил рукой в образовавшемся отверстии.

Промасленная тряпка, которой они оборачивали «марголин», была тут как тут, а вот сам пистолет как корова языком слизала — что, собственно, и требовалось доказать. Кусая губы в глубоком раздумье, Багор пристраивал кирпич на место, когда снаружи послышался шум подъехавшего автомобиля.

Багор засуетился, прикрепляя плакат. Старый скотч никак не хотел приклеиваться к штукатурке; пока Багор возился с нижним краем картинки, как назло, отклеился верхний, и плакат, погромыхивая, как сорвавшийся с крыши лист кровельной жести, спикировал на пол. Багор наклонился за ним, а потом плюнул, махнул рукой, стремглав отбежал в другой угол и с независимым видом сунул в зубы сигарету. Он как раз прикуривал, когда врезанная в ворота железная дверь распахнулась и в гараж, пригнувшись, чтобы не задеть макушкой низкую притолоку, вошел Палыч. В руке у него был шелестящий, туго набитый полиэтиленовый пакет, сквозь непрозрачные бока которого соблазнительно проступали разнообразные округлые выпуклости, а из горловины торчали горлышки нескольких бутылок. Следом за Палычем в гараж протиснулся Тормоз и первым делом посмотрел на Багра так, как смотрит записной детсадовский ябеда, готовясь во всю глотку торжествующе завопить: «Ага, все рассказано!»

— Ну что? — ставя пакет со снедью на стол, хмуро спросил Палыч. — Нет, говоришь, Валдая?

— Грохнули Валдая, — стараясь не стискивать зубы после каждого слова, сообщил Багор.

— Врет сука, — демонстрируя неизвестные ранее и даже более неприятные, чем его пресловутая и уже ставшая привычной тупость, черты своего характера, тявкнул от дверей Тормоз. — Ранили его, а этот контрацептив штопаный полные штаны навалил и как рванет!..

— Ранили — это плохо, — сказал Палыч, по одной выставляя на стол бутылки. — Я, вишь, в магазин метнулся, думал, отпразднуем, обмоем это дело, как у нормальных людей принято. Ты говоришь: грохнули. Ладно, думаю, раз праздника не получилось, помянем пацана — по-нашему, по-русски. А он, значит, раненый там остался! Сейчас уже небось показания дает, а мы тут сидим…

— То-то я гляжу, ты сильно испугался, — заставив Палыча удивленно вскинуть голову, сказал Багор, затянулся сигаретой и независимо сплюнул на пол. — Чего ж не бежишь? А я тебе скажу: не бежишь, потому что знаешь, что этот недоумок врет. Да и не врет даже, а просто вбил в свою тупую башку первое, что туда взбрело, и теперь стоит насмерть, в натуре, как на допросе. Ты, Палыч, не хуже моего это знаешь, потому и не паришься. И правильно, не парься, не сдаст тебя Валдай. С пулей в башке не больно-то разговоришься, а дырку у него вот тут, — он приставил указательный палец к своему правому виску, — я своими глазами видел.

— На себе не показывай, — напомнил Палыч. — Тогда, стало быть, помянем… Да, сделал вас этот очкастый снайпер!