Смерть в хрустальном дворце

– Думаю, нет, если только сделать его посольством, – высказала свое мнение я. – Итак, если вы считаете, что взяли показания у всех посетителей выставки и записали их данные и вам больше не требуется их присутствие, я предлагаю больше их не задерживать и отпустить заниматься своими делами. Они граждане Британской империи, а не Германии, – решительно заявила я.

– Спасибо, мэм, – поблагодарил полицейский. – Мне только требовалось чье-то указание. Многие люди очень недовольны и чувствуют себя несчастными. Им жарко, они устали, а некоторые дамы находятся на грани обморока.

– В таком случае вы точно должны их отпустить, – сказала я.

– А доктора Гарднера?

– Как только вы сможете найти подтверждение того, что он на самом деле доктор Гарднер и проживает по указанному им адресу, он тоже может уезжать. Он ведь дал письменные показания? Не думаю, что его попытка помочь умирающему должна вознаграждаться задержанием.

– Разумно, – согласился полицейский. – Я его отпущу, как только мы подтвердим все данные, которые он назвал. Мне следовало самому об этом подумать.

– Подобное едва ли случается каждый день, – мягко заметила я. – Я думаю, что вы с вашими подчиненными отлично поработали. Покажите, пожалуйста, нам с коллегой место, где мы можем поговорить с людьми из списка, и мы сразу же приступим к делу.

– А что делать с другими членами делегации?

– Само собой разумеется, что они не могут выехать из страны, пока преступление не раскрыто, – ответил Бертрам. – Но судя по тому, что вы нам рассказали, они в любом случае не хотят пока уезжать. Посмотрите, не получится ли доставить их всех в гостиницу. Конечно, если только это не «Карлтон». Но ведь они остановились не в «Карлтоне»?

– Нет, – сказал полицейский.

– Отлично! – воскликнул Бертрам. – Тогда ведите нас к ним. И, да, нет ли тут какого-то кабинета, в котором мы могли бы посовещаться перед встречей с первым подозреваемым?

Полицейский по имени Джордж отвел нас в маленький кабинет, которым пользовался директор дворца. Как только мы остались вдвоем, Бертрам сразу же повернулся ко мне:

– Боже, Эфимия, ты была великолепна! Надеюсь, Фицрой не станет возражать против того, что мы отдаем приказы полиции?

– Если он возражает против подобных вещей, то ему самому следовало бы находиться здесь! – рявкнула я. – Боже праведный, Бертрам, я понятия не имею, правильно я поступила или неправильно, но мне показалось, что мы должны были продемонстрировать свои полномочия, причем не только полиции, но и людям, которых нам предстоит допрашивать. Если гражданина Германии убили на территории Великобритании, то сейчас не время демонстрировать слабость.

Бертрам что-то пробормотал себе под нос. Я точно не разобрала, но он вроде снова повторял, что я «великолепна». Я предпочла не услышать.

– Мы считаем, что он был убит? – спросила я. – И почему тут все говорят про миндаль?

– Вначале я подумал, что они хотят сказать, будто так пахнет от всех немцев. Они же так любят кексы с марципаном. Но после того как я хорошо это обдумал, я решил, что этот запах как-то связан с быстродействующим ядом. Похоже, Кембридж знает, что он означает, но у меня создалось впечатление, что он не собирается как-то объяснять этот запах и давать какие-то комментарии, потому что, как я понял, он не ожидает найти какие-то доказательства медицинского характера, причем как подтверждающие, так и опровергающие эту версию с ядом.

– Я тоже так подумала.

– О кексах?

– Нет, о том, что Кембридж не хочет говорить о возможных вариантах. Я также думала о списке, который нам дал «Майкл». Если это убийство и если исключить помощника фон Риттера, то у нас шансы пятьдесят на пятьдесят – в смысле, что оно совершено подданным Британской империим или Германской империи. Не очень приятное положение дел.

– Что? Нет, – сказал Бертрам. – Какой душный маленький кабинет!

Я мысленно вздохнула и позволила ему закончить его мысль. Чем более неопределенно говорит Бертрам, тем более полезной оказывается информация, которую он обрабатывает у себя в голове. Так уже часто случалось. Конечно, также бывает, что это означает одну простую вещь: он голоден.

– У меня возникла одна неприятная мыслишка, – наконец признался Бертрам. – Ты не думаешь, что Фицрой исчез, потому что это убийство является одной из проведенных им операций? Я имею в виду, что он постоянно повторяет, как он не хочет войны, он на стороне тех, кто против войны, но разве можно верить хоть чему-то из того, что говорит этот человек?

– Тогда это означает, что он поставил нас в трудное положение, потому что или он ожидает, что мы его прикроем…

– …или думает, что мы недостаточно умны для того, чтобы об этом догадаться, – закончил фразу Бертрам.

– Он дурак, если так думает, – заявила я.

Бертрам улыбнулся мне:

– С кого начнем? И что будем спрашивать?

– Мы очень мало знаем, – сказала я. – Я думаю, что нам лучше притворяться, будто мы знаем много.

Бертрам моргнул.

– Ты хочешь сказать, что если мы напустим на себя важный вид и сами будем помалкивать, то они могут сболтнуть лишнее?